Ознакомившись, к какой вакханалии привёл его «Октябрьский манифест о свободах» 1905 года, Николай II заявил среди приближённых:
– Кнут и пряник должен быть в одной руке. И «пряники» надобно раздавать по кусочку, чтобы привыкали к новым свободам постепенно, а не принимали как побуждение к полной анархии!
А пока требовалось не допустить всплеска.
Получив в руки фамилии террористов и особо радикальных подстрекателей (пусть и не всех, но почти всё, что нашли в «закромах» ледокола, сочтя нужным выдать), имея теперь широкие, почти открытые полномочия, сыскная полиция и жандармерия взялись за дело.
* * *
Только-только последние вагоны царского поезда покидали перрон Финляндского вокзала, и там, в голове состава раздался па́ром прощальный паровозный гудок, а корабли Особого (арктического) броненосного отряда уже проходили водораздел Финского залива и Балтийского моря.
Та, кстати, телеграмма из Архангельска от Дубасова (на текст обычная, но секретная по замыслу, где он ещё хотел добавить «и более чем») давала отмашку именно на согласие выхода эскадры в северный поход, а не на одобрение приезда самодержца. (Николай Романов отправился на Беломорье по собственному желанию, влекомый интересом и любопытством.) А всё потому что график. Потому что время.
Жадина-время не растянуло ни секунды, ни часом не потоми́ло, не подкинуло ни одного лишнего денька, поджимало, вынуждая отправлять эскадру в серьёзное испытание льдами с недоделками, которые рассчитывали довести по пути, уж потом высадив мастеровых и рабочих заводов в Александровске.
Едва телеграмма добежала до Аничкова дворца, мазнув коротким текстом по глазам главного в пирамиде власти империи, тотчас был отдан приказ.
К тому времени броненосцы, жирными тушами стоя у пирсов, уже принимали часть топлива, воды, боеприпасов, провизии.
С момента получения высочайшего распоряжения подготовка к походу вышла к апогею, превратив причалы, корабли, акваторию в сущий бедлам снующих, перевозящих, грузящих, орущих, ответственных…
Ответственным уже давно был адмирал Небогатов. Ему же назначили довести эскадру на Север, и уже там её должен был принять Фёдор Васильевич Дубасов.
Логистику похода рассчитали так, что по пути на Север отряду предстояла одна короткая бункеровка, которую обеспечивали немецкие угольщики. И следующая, основательная, уже в Баренцевом море, по предварительным расчётам вблизи южной оконечности архипелага Новая Земля. Перед самыми льдами.
* * *
Густо пачкая дымом небо (спешили и уголь жгли нещадно), кавалькада из трёх броненосцев («Князь Суворов», «Александр III», «Ослябя») и судов-обеспечителей растянулась на четыре мили. «Ермака» вели на буксире.
Дозором, вырвавшись вперёд, шли крейсера «Аврора» и «Дмитрий Донской» с обязанностью сопроводить эскадру до пролива Скагеррак, вплоть до «эскортировать Северным морем на нескольких миль к норду вдоль норвежских берегов». Поскольку остерегались неожиданных провокационных минных атак прямо тут, в европейских морях, помня о слухах – о якобы купленных японцами миноносцах на частных верфях в Англии.
Где-то в условной точке на выходе из Скагеррак, к отряду должны были присоединиться пароходы Доброфлота, вышедшие с черноморских портов.
Миновав остров Бронхольм, оставив по левому траверзу Рюген, по правому Лолланн, эскадра втянулась в пролив Большой Бельт, подавая приветственные сигналы встречающимся судам.
Русские идут.
И седы́ твои вопросы
Из сотни правд
Найди одну
Свою луну
Ночных орбит.
И будешь ль рад
Себе соврать,
Что день с утра
Судьбу трубит…
Ничто, оказывается, не проходит так буднично, как приезд самодержца Всероссийского, Московского, Киевского… царя Казанского, Астраханского… государя Псковского… и прочее, прочее…
– Что там, на радаре… хвоста не привели? Мы больше не можем позволить себе импровизаций.
«Ямал» вышел из па́ка, прорезал скопившиеся у кромки скопления битого льда, обогнул отколовшийся здоровенный (километр на километр) кусок ледяного поля и заскользил по открытой воде.
Ветер за двое суток пусть и не особо поменял направление, покрепчал, задув немного восточней, но температура и влажность воздуха изменились, как следствие слегка разогнав туман.
С одной стороны, задолбала эта муть, угнетающая и давящая серой непроглядностью, а с другой, если совсем прояснится (к чему, видимо, и шло), будут они своей красной «многоэтажкой» на виду издалека.
– Во-первых, чисто, – старпом весьма вольно махнул на экран радара, – вон он – «Скуратов», метка совпадает с радиопеленгом. Больше ничего крупного.
– А во-вторых?
– Посовещались мы на вахте… Уж больно шустро англичане отреагировали. А ну-ка: фрахт, припасы, люди, опять же деньги. Либо это экспромт по-быстрому…
– Ничего себе экспромт. Подготовить экспедицию почти «на коленке».
– Либо у них вообще что-то намечалось, и они поменяли задачу. Подготовленные агенты – не проблема. Во все британские экспедиции входили морские офицеры и люди из разведки. Или кто там у них на это время занимался подобным… Так что, скорей всего, непрошеных мы пока больше не увидим.
* * *
«Лейтенант Скуратов» выглядел как и прежде, лишь весьма свежий попутный ветер рвал царский штандарт, да людей на палубе наблюдалось чуть больше.
И неожиданно за собой замечалось желание схватиться за бинокль (о, нет, бинокль был уже в руках) и посмотреть!
Ну, как же, целый царь!
– Вон он с бородкой, лупоглазенький.
Андрей Анатольевич чуть не подавился сигаретой, услышав голос из-за спины, гаркнул:
– Вы тут, шельмы, какого?..
Наташа, где-то раздобыв бинокль, в пуховичке нараспашку, навив волосы, зырила на приближающийся пароход. Рядом в нетерпении отиралась буфетчица, невооружённым глазом, сколько ни щурясь, естественно, ничего разглядеть не могла. Но и бинокль у подруги взять не решалась.
«У такой возьми, – помня характер медички, позабавился капитан, – с коготочками-то».
Сто́я на выступающем крыле мостика, Черто́в вдруг заметил, что чрезмерный интерес к новым гостям (а точнее к гостю) имел место быть не только у женщин – то тут, то там на балкончиках и площадках ледокола мелькали люди, все же стараясь не мельтешить и побыстрей скрыться внутри надстройки.
«Ого! Это чего у нас народ – шоу “звезда приехала”? Или пробудились верноподданнические гены векового крепостничества?»
И тут же сообразив, что сам вот тоже вышел поглазеть, мысленно сплюнул: «Это чё? Невольное скрытое холопство, если уж резать совсем самокритично и грубо? Да какого хрена! Соблюсти этикет, и достаточно. Мы и не подданные, и не военные, чтобы строить команду, с флагами и салютами. Царь и царь. Человек, не динозавр».
