* * *
– Капитана не видел? – Начальник безопасности поймал куда-то бегущего камбузника с тормозком – явно кому-то харч нёс. – У вас там его не было?
– Так он это… на мостике. Я вот ему, – матрос взвесил в руке пакет, показывая, – попросил…
– Точно?
– Точно…
– Давай сюда, я сам отнесу.
Время ожидания – время безделья. И размышлений. И иногда весьма полезных.
Капитан, находясь на мостике, как обычно сидел в правом крыле.
Ледокол по-прежнему стоял на месте, точнее медленно дрейфовал, сцепившись со льдами. И вахта велась без напряга – просто дежурили.
Задумчиво подперев кулаком подбородок, Андрей Анатольевич что-то небрежно выводил-зачёркивал карандашом на лежащем перед ним листке.
Наконец обвёл «жирным» очередной вывод, пробормотав:
– Какая интересная конфигурация вырисовывается, если всё по уму сделать. Как там оно планировалось…
Откинулся в кресле, припоминая: «Вся волокита (почти в прямом смысле слова) с “Ермаком” – с буксировкой его от самой Балтики и затевалась лишь для отвлечения и маленькой дезинформации – он по-любому должен был вернуться в Архангельск. А капитан Фельман громогласно заявить, что “эскадра Рожественского застряла во льдах!”.
Как он объяснит, что один вернулся? Да хоть как! Лёд расстреляли из пушек, пробив ему дорогу – он и вырвался, “кишки надорвав”, коль уж его ремонт оказался полной фикцией. А остальные (броненосцы, угольщики) вмёрзли, потеряли винты! И ещё наплести с три короба! При этом всё по серьёзу – поднять шумиху в прессе. Петербург отреагирует – слать спасательную экспедицию, вплоть до закупки ледоколов… у тех же американцев. Зарядить, как там его, Абазу “по заграницам”. Только закрутить ему гайки так, чтобы он ничего втридорога не купил. А если и сторгует чего по приемлемой цене, то лишний ледокол России не помешает
[79]. И тут сука-“Бервик” спутал карты! И “Ермаку” пришлось тащиться во льды, где он прогнозируемо сдох. Итогом – эскадра Зиновия застряла, но!.. Теперь на виду у “англичанина”, чёрт меня подери! И если теперь сам “бритт” (а это заинтересованный свидетель) принесёт эту сенсационную весть, ему-то больше поверят! Теперь только надо…»
Размышления капитана прервали.
– Что ты тут? – спросил бесцеремонно плюхнувшийся рядом Шпаковский.
– Да вот – разложил пасьянс своих соображений, – Черто́в показал на принтеровской распечатке карты Северного пути линии курса и какие-то надписи.
– Ни фига я тут в твоих каракулях не понимаю, – помощник даже не стал всматриваться, – я вот что подумал! Ведь оно ж нам само в руки ложится. А?
Шпаковский стал немного путано доводить свои мысли, но капитан его прервал:
– Так и я о том же! – Снова подтолкнул свои схемы. – Одно дело «Ермак» придёт в порт и пустит слух, что эскадра застряла где-то во льдах, а другое – сам «англичанин».
Это ж какая идеальная деза и шикарная провокация для То́го (который адмирал).
– А на сколько хватит терпения у «бритта»? Сколько он у пролива торчать будет?
– Хорошо бы даже не терпения, а банально угля… не хватило бы.
– А Рожественский? Он и так уже ноет, типа «где вы?», словно ему похрен, увидят нас англичане, не увидят…
– Рожественского мы убедим подождать. В конце концов, поигнорируем немного.
– Ой, говна не оберёмся с уст весельчака и душки адмирала.
– Х-х, – злорадно хмыкнул Черто́в, – ключом да морзянкой особо не поорёшь.
* * *
И сорвался бы на крик, была бы голосовая связь. Приказывать им он, естественно, не мог, но вот потребовать выполнения своих договорных обязательств – это да!
Зато Рожественский в полной мере «спускал собак» на подчинённых.
Сухая телеграмма с «Ямала», объясняющая целесообразность потери времени в выжидании, с видом на уход «британца», была адекватным объяснением неторопливости потомков.
Всё он понимал, Зиновий Петрович, не глупее других. Тем более что был в теме. И сама задумка – чертовски заманчивая попытка ввести в заблуждение противника. Которая реализуется на важном и узком участке, когда они будут уже в Беринговом проливе, на выходе в Тихий океан.
Но попробуй что-то втолкуй экипажу. Приказ приказом, мат и стуки по столу – это одно, а поднимающийся с низов недовольный ропот, медленно накатывающийся пессимизм в глазах офицеров – это другое. Это уже сейчас! Вот оно! Особенно когда на черноморских пароходах трюмным начало мерещиться потрескивание корпуса. Которое действительно имело место быть. Эскадра хоть и вмёрзла в лёд, но подвижка льда продолжалась (как установил Коломейцев). Он же и успокаивал, заверяя, что пока никакой опасности нет.
Этот подозрительный скрип было слышно даже в трюме «Суворова»! Коломейцев объяснял, что это трещит лёд, но никак не толстая броня корабля. Но пойди, достучись до разума неразумных.
В общем, прошло всего двое суток, а ситуация накалялась по экспоненте. Признаться же потомкам, что на его эскадре так сложно с дисциплиной и кто-то осмеливается выражать неповиновение, Зиновию Петровичу почему-то было стеснительно.
А английский крейсер по-прежнему маячил в чистых водах, и упования на то, что ограниченный запасе угля заставит его убраться раньше, сомнительны. Ещё по выходе из Александровска стало известно, что «Бервик» делал визит в норвежский Вадсё, где произвёл погрузку угля.
* * *
А проблемы с топливом потихоньку давили на капитана 1-го ранга Деэ.
Загруженный в Вадсё уголь был откровенно дрянным и годился лишь на отопление и поддержание пара. Да и взяли его, спеша, немного.
А крейсеру практически постоянно приходилось совершать эволюции.
Нынче ветер в проливе как в трубу выносил обломки льдин, среди которых попадались весьма крупные и опасные. Днём «Бервик» легко уклонялся от них. Но ночью приходилось отходить на 3–4 мили. В общем, бункеры пустели, а добрый английский кардиф неизбежно сгорал в топках.
«Будет ли нас ждать у норвежцев обеспечитель? Неизвестно. А значит, – решил кэптен, – ещё трое суток, и уходим».
* * *
Следующее утро чуть помутило туманом и снова раскинулось пронзительным горизонтом.
С утра Черто́ва уже ждала телеграмма от Рожественского – адмирал начинал выходить из себя. Это читалось между строк.
Вторпом отчитался за отсутствие происшествий.
Опоздав на завтрак (начальству можно), капитан подметил, как при его появлении слегка притих разговор, но обсуждали, естественно, понятно что – нынешнюю ситуацию.
