Нравы Нижнего дворца, где разместили всех гостей, тоже не стали откровением. С десяток лет назад я уже бывал здесь, тогда еще наследником престола, и тогда нашел подобное даже забавным. За это время не изменилось ничего, кроме меня самого, и здешняя распущенность вызывала теперь лишь гадливость, которую я вежливо держал при себе. Для того чтобы не сталкиваться с неприятными сторонами местной жизни, достаточно было лишний раз не покидать покои, что я и делал.
Разговор с безумным регентом также не потребовал особенного напряжения душевных сил. Читать в душах я умел весьма посредственно, поэтому хоть и ощущал себя рядом с этим человеком неуютно, но иные вполне здоровые люди вызывали у меня гораздо большую неприязнь.
Даже представление наследника… то есть, конечно, наследницы, и ее венчание на трон прошли спокойно и незаметно. Единственно, девчонку, на голову которой возложили странную местную корону, стало по-человечески жалко: она выглядела насмерть перепуганной и настолько потерянной, что только слепой мог этого не заметить, а я, к счастью, зрение потерял не до конца. Я мысленно пожелал ей душевных сил и спокойного правления, после чего с чистой совестью выкинул из головы.
Торжество, праздничная суета — все это осталось позади, и я преспокойно вернулся в отведенные мне хозяевами покои сразу после ухода с праздника новоявленной правительницы, с намерением в этих стенах провести оставшиеся до отбытия дни.
Наивно.
Новое озарение пришло, когда я коротал вечер с книгой, взятой в местной библиотеке. Несколько мгновений я сидел неподвижно, полностью дезориентированный, и пытался осознать видение. А потом еще несколько минут боролся с желанием не то побиться головой об стену, не то… не знаю, хотя бы швырнуть в эту самую стену книгой! Появилось устойчивое ощущение, что боги издеваются.
Мне. Свататься. К этой девчонке, которая в два раза моложе меня. У которой, несмотря на все ее страхи, впереди вся жизнь и, надо думать, огромный выбор совершенно нормальных женихов. Причем я должен не просто прийти и попросить ее руки, но еще как-то убедить в том, что для блага всего мира она обязана согласиться.
Большим идиотом я не чувствовал себя, пожалуй, никогда. Зачем ей я? Зачем она мне? Я надеялся вернуться обратно в привычную тихую нору, к ставшему привычным затворническому образу жизни среди людей, с которыми мог нормально общаться, без этой идиотской дощечки и куска мела. И совершенно точно не собирался связывать свою жизнь с этой дикой южной страной.
Я был так уверен в отказе, что бесцеремонно заявился к женщине прямо сразу после божественного откровения и только потом сообразил, что это было, мягко говоря, невежливо.
И каково же было мое изумление, когда она вдруг без раздумий согласилась! Больше того, настояла на как можно более скором обряде.
Два года я учился жить заново, искал новый смысл и новое место, мирился с собственной ролью изгоя, отшельника. Привык, освоился, научился видеть хорошее и еще три года жил… если не счастливо, то по меньшей мере спокойно.
А теперь мне дали два дня, чтобы все вернуть. Два ржавых дня, за которые нужно было принять необходимость снова жить среди людей, снова слушать шепотки и ловить косые взгляды, запрещать себе злиться на себя самого и окружающих за то, что я не могу с ними нормально объясниться.
Два проклятых ржавых дня на то, чтобы вспомнить все, чему я учился пять лет назад. Потому что я точно знал, что требуется от меня не просто пройти обряд и забыть все это как страшный сон. Немой-с-Лирой считал, что я должен встать рядом с этой девчонкой и помочь ей с ее ношей.
Шутка богов? О нет, по-моему, это уже в полной мере издевательство!
Но больше всего меня интересовал ответ на вопрос, почему Тия Дочь Неба согласилась на мое нелепое предложение. Спросить напрямую было бы грубостью. То есть, конечно, можно облечь этот вопрос в такие слова, чтобы результат получился приемлемой тактичности, но проблема оставалась все та же: облечь я мог, а вот сказать… Требовалось сочинить обстоятельное, приличной длины письмо, и это уже казалось форменным идиотизмом. Да и возможности для спокойной личной беседы у нас не было, с того вечера мы виделись всего пару раз по часу.
И мне оставалось только гадать. Стоит ли уточнять, что предположения эти были сплошь нелестными?
Впрочем, я отдавал себе отчет, что ищу изъян в госпоже кесаре просто для собственного успокоения. Разумный вариант виделся всего один — ее к этому шагу подтолкнули все те же боги. И в этой связи девочку оставалось вновь пожалеть, потому что мне-то в жены доставалась хотя бы молодая красивая женщина, которую я и пять лет назад почел бы за удовольствие назвать своей, а вот ей в мужья — обозленный на весь мир калека-затворник.
Признаться, поглощенный мрачными мыслями, я совершенно забыл о том, что брак — это в первую очередь не деловое партнерство, а союз мужчины и женщины. То есть, ржа меня побери, постель, которую нам предстояло делить. И если поначалу я еще мог сомневаться в добродетельности собственной невесты, то все сомнения отпали, стоило нам оказаться наедине в спальне.
И это был второй раз за последние три дня, когда я почувствовал себя круглым, законченным идиотом.
Ржа меня побери. Пять лет. Пять ржавых лет я не был с женщиной. Я сам себе был противен, и какое уж тут удовольствие, когда каждую секунду ждешь увидеть в глазах партнерши не ответное желание, а затаенное отвращение!
А эта девочка смотрела на меня не то что без брезгливости, но с такой надеждой и безоглядным доверием, что делалось не по себе. Она, ржа меня побери, с такой покорностью и достоинством принимала возложенную на нее богами ношу, что я чувствовал себя не только дураком, но еще и трусливым ничтожеством. Пришлось срочно брать себя в руки и вспоминать, что я вроде как пока еще мужчина, чтобы не обидеть ее еще и в этом.
Вспомнил. Да так, что сам на время забыл, кто я и где нахожусь.
Только на этом сюрпризы вечера не закончились, и новоявленная жена раз за разом ставила меня в тупик своим поведением, заставляя смотреть на нее с недоумением и раз за разом недоверчиво спрашивать себя, за какие заслуги — прежние или будущие — меня наградили таким необычным созданием. Парадоксальным, пугающим сочетанием в себе несочетаемого.
Как в одном существе может уживаться такая наивная, совершенно детская непосредственность и искренность, мудрость и хитрость прирожденного стратега? Она безо всякой задней мысли и стеснения расспрашивала меня о постельных удовольствиях. В то время, пока я жалел себя, начала учить язык жестов, чтобы не испытывать трудностей в разговоре со мной. Легко и изящно добивалась желаемого; одна только прочувствованная речь по поводу моей проклятой повязки чего стоила! Я сразу не понял и только под конец сообразил, что меня смущает в ее словах: это были слова не семнадцатилетней девочки, а очень умного и взрослого человека, прекрасно разбирающегося в людях и знающего, как добиваться от этих людей желаемого.
Я плохо помнил себя в ее возрасте, но я точно был значительно глупее.
