– Ладно, Вилли! Говори уж, все как есть.
Тот дернул плечами.
– Скажу! Только сам понимаешь, Николас, это все между нами. Так вот, мы Команда «А». А есть еще «Б», при какой именно части, не важно. Вчера они этим маршрутом ходили, шестеро их было, как и нас. Фридрих узнал: никто не вернулся. Ни криков, ни стрельбы. Сгинули!
Лейхтвейс не слишком удивился. На войне как на войне.
– Может, еще обойдется. Мы с Италией вроде бы не враги.
«Пока» придержал при себе. Банкенхоль поморщился.
– Это фюрер и Дуче не враги. Месяц назад плохо вышло. Нарвались на пограничный контроль, у кого-то рука дрогнула… В общем, их капрала – насмерть. После этого итальянцы объявили охоту.
Николай Таубе вспомнил слова куратора. «Даже в нашем аду есть строгие правила». Адекватный ответ.
– Маршрут уже, считай, засвечен, однако нас все равно послали. Ребята не знают, мы с Рогге решили не говорить. Не поможет, только волноваться станут больше.
Лейхтвейс взглянул на часы – его время вышло. Напарник, заметив, вновь приподнялся, поднес бинокль к глазам.
– Сейчас!..
Смотрел долго, наконец оторвал окуляры от глаз и сам взглянул на циферблат.
– Слушай, Таубе! Не могу, не на месте душа. Тропа тут одна, с гребня все увидеть можно. Если ребята возвращаются, мы заметим их самое позднее через двадцать минут. Как раз хватит, чтобы до скалы дойти и вверх подняться. Надо бы заглянуть. Возвращаются – ждем дальше и уже не волнуемся. А если нет… Даже не знаю, что будет, но лучше знать заранее. В общем, я схожу, а ты меня прикроешь. Справишься?
«Марсианин» вновь, в который уже раз пожалел, что черный ранец не с ним. Всей работы на пять минут: пристегнуть, проверить – и свечкой в самый зенит. Подняться метров на триста, поглядеть в бинокль…
– Может, не надо, Вилли? Ждать-то всего час, не больше.
Гефрайтер помотал головой.
– Надо! Меня чутье никогда не подводит. Это горы, Николас, здесь свои правила. Так справишься?
Если бы Лейхтвейс был старшим, он бы ответил иначе. Но сейчас не ему отдавать приказы.
– Справлюсь, конечно. Только лучше сходить мне. Поднимусь – и дам знак. Заодно и себя проверю – чему выучиться успел. А ты – главный, тебе и на контроле оставаться.
Иную причину, вполне очевидную, поминать не стал. У гефрайтера с веревкой выйдет быстрее, но Банкенхоль весь на нервах. Ошибется – и выручай его потом. Сам Лейхтвейс совершенно не волновался. Если наверху уже чужие, пулемет даст нужную фору.
Банкенхоль поглядел на напарника, затем на скалу.
– А сможешь?
– Да там всего метров пятнадцать! – удивился Лейхтвейс. – Я же без вещей, только с биноклем. Ничуть не труднее, чем в спортзале. Винтовку оставлю внизу, привяжу ко второй веревке. Если что, за пару секунд подниму.
– Не так! – решил гефрайтер. – Винтовку с собой не бери. Перед тем как подниматься, проверь веревку. Ребята наверняка поставили блок, значит, действуй, как учили. Будешь наверху, на ноги не становись, наблюдай с колена. Увидишь кого-нибудь – правую руку вверх. И не задерживайся, Николас, посмотрел – и сразу назад, а я прикрою, если что.
Все это было правильно, но Лейхтвейс все же слегка удивился. Напарник согласился как-то слишком быстро, словно того и ожидая. Уже шагая вниз, по узкой каменистой тропе, рассудил: так оно и есть. Может, гефрайтер, скалолаз с опытом, просто решил проверить новичка?
Значит, предстоит зачет. Ничего страшного, всего-то и дел, что вверх, а потом вниз!
* * *
На скале он оказался даже быстрее, чем рассчитывал. Блок – изобретение удобное и простое, закрепили его надежно, и сил почти не понадобилось. Скользнул вверх к самому краю, остановился, бросив руки на теплый от солнца каменный уступ. Подтянулся, упал животом… Прежде чем встать, поглядел вперед. Скала, ровная, словно срезанная ножом, тянулась вдоль ущелья, упираясь в крутой каменный склон. Слева громоздилась еще одна, отвесная, с острым «клыком» на вершине. Густая черная тень падала на камень, рассекая дорогу надвое.
Винтовка осталась внизу, но никакой нужды в ней не было – гора и небо пусты. Подниматься на ноги Лейхтвейс все-таки не стал, вспомнив слова напарника. Раз уж зачет, то по всем правилам. Присел, извлек из чехла бинокль, прикидывая, откуда должна появиться группа. Едва ли с «клыкастой» скалы, слишком отвесная, только на подъем и спуск уйдет не один час. Значит, склон…
Он поднес бинокль к глазам, но рассмотреть ничего не успел. Легкий, едва различимый свист… Лейхтвейс запрокинул голову и успел увидеть темную молнию, падающую прямо из небесных глубин. Он подумал о винтовке, потом о напарнике, который держит край скалы под прицелом… Поздно! Молния, так и не ударив в камень, зависла в полутора метрах. Знакомые «стрекозьи» очки, шлем, перчатки, ремень с запасным блоком управления, черный плоский «блин» за спиной. И пистолет, табельный «люгер» в левой руке.
«Марсианин»…
– Не двигайся, Таубе, – посоветовал знакомый голос. – Не надо, успею первой.
Еще одна молния ударила слева – и тоже зависла над камнем. Лейхтвейс без особой надежды прикинул, можно ли заметить незваных гостей через черный пулеметный прицел. Нет, слишком далеко они от края, напарник видит лишь его самого. Поднять руку? Но группы Фридриха нет, а обо всем прочем они даже не подумали.
– Привет, Рената! – вздохнул он. – С какой высоты падала?
«Стрекоза» улыбнулась, дрогнув пистолетным стволом.
– С двух километров. Обожаю свободный полет! Зачем ты пошел в горы, Таубе? Ты же знаешь, я их не люблю. Мы с тобой – Антеи, но наша твердь – небесная. А ты от нее оторвался.
Лейхтвейс хотел возразить, но «марсиане» не собирались спорить. Тот, кто слева, был уже рядом. Удар пришелся точно в висок, и утренняя, напоенная солнцем, синева сменилась безвидной черной ночью. Сквозь тьму донесся еле различимый голос шарманки, но и он через миг пропал без следа.
А старший сын – старик седой
Убит был на войне:
Он без молитвы, без креста
Зарыт в чужой земле…
6
Черновики князь писал только карандашом, даже не писал – рисовал. Кружочки, ромбики, квадраты, стрелки ровные и стрелки-молнии, и лишь кое-где, сиротливыми островками – буквы. Иногда поверх всего ставился косой Андреевский крест, после чего лист летел в корзину для мусора. Но чаще лист переполнялся, поверх фигур и линий карандаш рисовал маленьких смешных человечков, молнии тянули за край, и тогда бумагу приходилось переворачивать.
– Потрясающе! – восхитилась однажды Глория Свенсон, заглядывая князю через плечо. – А… А что это, Сандро?
Их короткий медовый месяц. Лето, пальмы за окном, бездонное калифорнийское небо. О том, что будет завтра, старались не думать.
