Князь хотел уточнить, но почувствовал, как язык примерзает к нёбу. Есть! Серое… Еле различимое во мраке… Неслышное…
– Ну и как?
Глаза протирать не стал, смотрел и не верил. Неясный бесформенный силуэт как раз в рост человека, движется – и одновременно стоит на месте. Вот покачнулся… выпрямился… попытался шагнуть прямо к ним, непрошеным гостям…
– Прачечная! – рассмеялся подеста, включая фонарь. – Труба от котла под самой стеной.
Узкий желтый луч пробежался по камням, рассекая клубы дыма и замер как раз над помянутой трубой. Князь незаметно вытер пот со лба.
– Очень убедительно, синьор Гамбаротта. Одного старикана мы с вами поймали. А Белая Градива – из того же материала?
Подеста тяжело вздохнул.
– Думаю, тоже из паров – винных. Но если вы настаиваете… Давайте вернемся на площадь, к полуночи как раз успеем.
Теперь идти стало легче. Океан заметно обмелел, и князь с удивлением констатировал, что и сам угадывает дорогу. Лишь в дальнем укромном уголке души неслышно плескалась обида. Дикобраз с младых ногтей считал себя сугубым материалистом, но иногда так хотелось встретить нечто необъяснимое, невозможное. Увы! Труба от прачечной – никаких чудес!..
Дабы рассеять огорчение, он старательно смотрел под ноги, чтоб не угодить в очередную колею времен Цезаря Борджиа, а заодно вновь прокручивал в памяти слышанное в вечерних новостях. Мирные инициативы Дуче поглотили почти все время, и о визите Риббентропа в Париж диктор обмолвился походя. Очередной дополнительный протокол к договору о ненападении, укрепление взаимной безопасности, гарантии от провокаций со стороны третьих стран… Понимать можно как угодно, сам протокол, как и предыдущие, не разглашался. По предположениям экспертов, Франция окончательно отказалась от строительства новой очереди «линии Мажино», на этот раз вдоль бельгийской границы. Немцы в свою очередь обязались не увеличивать количество войск на западе. «Дружба, скрепленная кровью» пока не давала трещин.
…На одном из черновиков князь уже нарисовал простенькую схемку. Две стрелки, три квадратика, в центре того, что посередине – косой крест. Если в Италии случится нечто чрезвычайное, Рейх немедленно вспомнит о Тироле, а французы – о Транспаданской республике с центром в Милане. Страну ждет горькая судьба Чехословакии. Весь апениннский сапог «друзья» не проглотят, но от королевства может остаться одна подошва.
Чрезвычайное – то, что в выпуске новостей идет первой строкой. И начинаться строка будет с короткого слова «Дуче».
…Призраки подступили вновь, однако на этот раз уже не серые тени, ждущие своего часа у траурных флагов. Две чужие армии на границах – и ни одного союзника в целом мире. Кувалда всегда рисковал, однако на этот раз ставки слишком высоки.
«…Я выращу новую армию, народную, фашистскую, мне нужно только время».
Времени не было. Совсем.
Чумба-лилалей, чумба-лилалей, чумба-лилалей! Ла! Ла! Ла!..
* * *
Возле собора оказалось неожиданно светло. Луна, оторвавшись от крыш, была в самом зените, серебряный огонь, словно вырвавшись на волю, падал на старые камни. Мадонна Смуглолицая, сбросив груз веков, парила над истертой брусчаткой.
Близко подходить не стали, остановившись в полусотне шагов как раз напротив церковных врат. Подеста, мельком взглянув на светящийся фосфором циферблат своих наручных, дернул широкими плечами.
– Еще две минуты. Можем, конечно, обождать, но, думаю, картина ясна. Я поспрашивал наших стариков, и они очень удивились. Ни о какой Белой Градиве никто слыхом не слыхал.
«Не старушенция это, а баловство», – вспомнил князь.
– Это все Канди, – продолжал синьор Гамбаротта. – Он, конечно, не сумасшедший, но пьет изрядно. И к тому же скучает, работать не хочет, хоть я ему и предлагал неплохое место. А еще образованный человек! Прав, прав Дуче!..
В чем именно прав бывший капрал, князю узнать не довелось. Подеста умолк на полуслове.
…Белая!
Джузеппе Гамбротта сжал пальцы в кулак. Негромко хрустнули кости.
Она!..
…Не дым, не туман – четкий ровный силуэт в серебристом огне. Вначале у церковных врат, затем на старых ступенях. Ниже, ниже, ниже. Ближе… Лестница позади, она на площади. Уже и пеплос виден, и венец на скрытых тонким покрывалом волосах, и даже лицо, недвижное в своей мертвой красоте. Походка быстрая, но ровная, правая рука поддерживает подол, сандалии неслышно ступают по истертым камням.
Градива!..
Подеста громко прокашлялся, словно в рот ему попала пыль. Поднял сжатый кулак… Опустил. Князь же вдруг понял, что совершенно спокоен и даже рад. Материализм, что ни говори, скучен. Приятно осознать, что есть нечто за его пределами. Пусть даже это минутная иллюзия, пар из старой трубы.
– Ave, Gradiva divina! – негромко проговорил он.
Услышала! Остановилась на миг, замерла, медленно повернулась… Дикобраз не выдержал и помахал призраку рукой.
Когда белый силуэт скрылся за углом храма, подеста, наконец, поймал губами непослушное слово.
– Это… Это!..
– Это, – улыбнулся Дикобраз. – Впечатляет, согласен.
– Б-безобразие! – грозно выдохнул синьор Гамборотта. – Во вверенном мне городе! Без моего разрешения! В нарушение пункта 4 должностной инструкции!..
Князь взял разбушевавшееся начальство под локоть.
– Не огорчайтесь! Очень милое привидение, и походка вполне божественная. Так что выбрались сюда мы не зря… А вот скажите, синьор Гамбаротта, кто еще знает о нашей ночной прогулке?
Тот тяжело выдохнул.
– Я об этом сейчас и думаю.
* * *
В гостиницу князь вернулся уже поздним утром. Повесил шляпу на крючок, присел у стола. Ночное путешествие оказалось полезным. Подеста, изрядно смущенный явлением белой богини, разрешил не спешить с переездом на гору. Зато не выспался толком – синьора Гамбротту довелось утешать чуть ли не до утра. Хозяину Матеры было очень и очень обидно.
Дикобраз, махнув на все рукой, решил поспать до обеда. Но прежде чем уйти неверной тропой сновидений, решил два небольших вопроса. Письмо жены лежало на столе, прочитанное, но не до конца понятое. Всего два абзаца, в первом – многословная надежда на то, что Судьба наконец-то научит непутевого супруга уму-разуму, второй же был странен. Жена писала, что в крайнем случае Дикобраз может обратиться к кузену, и тот непременно поможет. Слово «крайнем» подчеркнуто, причем дважды.
У князя Алессандро Руффо ди Скалетта родственников имелся целый легион. Вот только, так уж сложилось, среди них не было двоюродных братьев. Ни одного.
Дикобраз письмо перечитал, аккуратно вложил обратно в конверт и отправил в ссылку – на маленькую деревянную полочку справа от окна. Там уже скучал молитвенник в кожаной обложке. Князь взвесил маленькую черную книжицу в руке, немного подумал и переложил в левый карман пиджака.
