Он придвинул бумагу поближе и как будто случайно прикоснулся к верхней губе. Перед встречей на вершине Кайзерштуля, он по привычке побрился, как выяснилось, зря. Накладные усы жутко раздражали, клей стянул кожу, а про то, что глядело из зеркала, лучше вообще не думать. С гримером работали больше двух часов. Неприятный тип с рисунка, сделанного оберфёнрихом, материализовался, словно вызванный некромантом неупокоенный дух.
Делать нечего! Читаем…
«Тетушка Ю» внезапно изменила маршрут. Вместо Кенигсберга – Магдебург, где и переночевали в маленьком отеле возле аэропорта. С рассветом – снова на борт, и через час полета – Темпельгоф, пригород Берлина. Там, на летном поле, распрощались с Цаплей, наскоро, даже рук не пожав. Увидятся уже в Москве… Автомобиль, черный Mercedes-Benz 260 с зашторенными окнами, двадцать минут молчания на заднем сиденье – и знакомый въезд во двор. В это здание он уже заходил и тоже не через парадный вход. Улица Тирпиц-Уфер, 72–76, что возле канала Ландвер, совсем рядом с шумной Бендлерштрассе.
Отдел Обороны
[23]. Штаб-квартира.
Дальше все закрутилось, да так, что и соображать стало некогда. Полчаса на письменный отчет о встрече с французами, а затем – по коридору, из комнаты в комнату. Гример, документы, одежда, вещи, заранее сложенные в чемодан коричневой кожи, врач и, наконец, кабинет с большим швейцарским сейфом. Здесь впервые пригодился только что полученный паспорт. Лейхтвейс успел заметить, что фотография не его, но действительно очень похожа – не на реального Николая Таубе, а на усатого типа с рисунка. Значит, документ и в самом деле «дежурный». Его последний хозяин скорее всего здесь, в Берлине, а на его место в Москве полетит теперь он.
Перечитал. Расписался. Штатский, внимательно осмотрев каждый лист, спрятал бумаги в сейф.
– Готовы, господин Фелинг?
Иоганн Фелинг, двадцати пяти лет от роду, член НСДАП с 1936 го- да, сотрудник посольства Рейха в Москве, не стал расправлять плечи и щелкать каблуками. Он – личность глубоко штатская, не служившая, здоровьем слабая. Потому и в чемодане лекарств – целый пакет. Ответил просто:
– Готов!
Штатский, оглядев его с ног до головы, обошел кругом, кивнул одобрительно.
– Похожи! Сейчас вас отвезут на аэродром, полетите вместе с послом, графом фон Шуленбургом. Имейте в виду, вы с ним давно знакомы, поэтому поздоровайтесь, но в дальнейшем держитесь подальше. Граф нас не слишком жалует. Все остальное – в посольстве, там встретят. Желаю успешной работы!
– Спасибо! – выдохнул он, все еще не веря. Неужели свершилось? Неужели?
…Мотор черного «Мерседеса» гудел ровно и мощно, за шторками окон незримо уносились вдаль так и не увиденные им берлинские улицы, а он все повторял и повторял, боясь, что вот-вот проснется:
– Трансваль, Трансваль, страна моя, ты вся горишь в огне! Трансваль, Трансваль…
10
От двери гостиничного номера несло олифой. Белую длань Градивы нарисовали только что, краска еще не начала сохнуть. Князь, осторожно прикоснувшись к рисунку указательным пальцем, достал платок и тщательно вытер руку. Хозяина решил не звать – бесполезно. Открыл ключом дверь, перешагнул порог…
Его встретил собачий вой, долгий и протяжный. Кладбищенский страж где-то рядом, под самым окном. Дикобраз прошел к столу и достал из кармана пиджака свернутую в трубку свежую газету.
До ночи еще далеко. Можно многое успеть.
11
Его тряхнули за плечо, но Лейхтвейс проснулся не сразу. Он все еще оставался там, в голубом бездонном небе, его собственном, куда нет входа чужим. В его сне было все, что нужно для счастья – солнце, ветер, безграничный простор и синеглазая девушка в белом летном комбинезоне. Земля наконец-то отпустила, даруя долгожданную свободу. «Ты вернешься, а я останусь. В небе чистом найду себе покой…»
– Москва! – дохнул в ухо сосед.
Лейхтвейс помотал головой, отгоняя от глаз синие осколки сна. За стеклом иллюминатора – мягкий розовый закат. Взлетная полоса, ангары, узкая полоска леса, ближе к горизонту – ровные квадраты городских кварталов, рассеченные узкими стрелками улиц.
Вначале он не поверил и просто повторил, не думая и ничего не чувствуя:
– Москва…
Глава 10
Водяной дворец
Господин капрал. – «Куб». – Молитва об узниках. – Аргентинец отменяется. – Желтый крест. – Над Кремлем. – Проход. – Исполнение. – Молитвенник
1
Бенито Муссолини, великий вождь итальянского народа, имя и честь нации, бессменный глава правительства, лидер партии и Пилот Италии № 1, изволил пребывать в ярости. Бритый подбородок – вперед, руки скрещены на груди, маленькие серые глаза пылают ярым огнем.
– Мальчишка! Бестолковый мозгляк! Сопливый недоучка…
Нет, не так! Уж больно противен.
Князь мысленно добавил бороду и накинул на широкие плечи Дуче старую шинель с капральскими нашивками. Грязные сапоги, ремень на ладонь пониже пупка…
Уже лучше. Хоть на человека похож.
– Мальчишка! Бестолковый мозгляк! Сопливый недоучка, возомнивший себя политиком. Политиком, ха! Философы ничего не понимают в этой забаве для здоровых мужчин с хорошей потенцией. Пиши лучше свои сценарии для Голливуда, все равно их никто не поставит!..
– А что именно я не понимаю, господин капрал? – со всей подобающей вежливостью осведомился берсальер Дикобраз. Ради этого даже стал по стойке «смирно», тоже, понятно, мысленно.
…За открытым окном – ранний, наполненный мягким солнечным светом, вечер. Собака, наконец, успокоилась, Градива еще не пришла. На столе – газета и исчерканные карандашом страницы.
– Ничего ты не понимаешь, заморыш из богатенькой семьи. Ты видел народ только на картинках, для тебя «голод» – не больше, чем существительное мужского рода!..
Кувалда, грузно бухнувшись на стул, ткнул толстым пальцем в бумаги.
– Писарь! Теоретик несвежей пиццы! Неужели не понимаешь? Все эти социализмы, коммунизмы, фашизмы – только этикетки! Надо как-то назвать то, что мы – Ленин, Гитлер, доктор Салазар, я – делаем. Вот и взяли, что под руку подвернулось. Фашизм придумали футуристы, это что – серьезно? Да, серьезно, потому что этим занялся я, Бенито Муссолини! Черные рубашки и факельные шествия – для тупой толпы, теории – для мозгляков вроде тебя, а я строю великую страну, новую Империю, которая воцарится над миром!..
Князь поморщился и щелкнул пальцами. Дуче замер, даже позабыв закрыть рот.
– Не получится, господин капрал. Италия слишком слаба и бедна, это раз. И не позволят. Ни Германия, ни Британия, ни Франция, ни русские. Это, стало быть, два.
