Кроме меня выдвинули еще две кандидатуры — мальчиков Бернгарда и Тилля. Голосование проводилось тайно. Скот раздала вырванные из тетради листочки и написала на доске три имени. Я вывела «Тилль» и положила листок так, чтобы каждый желающий мог ознакомиться с моим выбором. В самый последний момент, когда Скот уже протягивала старую засаленную шляпу, я сложила свою бумажку.
«Я выбрала тебя», — шепнула мне Гертруд Тоде, наклоняясь к шляпе.
Отрыв был небольшим. Даже очень небольшим. Я делала вид, что меня это не касается, но когда учительница раскрывала очередную записку и зачитывала написанное, у меня внутри все дрожало от желания услышать свое имя. Как уже говорилось, разница была маленькой. В конце концов максимальное число крестиков оказалось около моей фамилии. Скот подошла меня поздравить и спросила, согласна ли я с выбором класса. Я кивнула. Краснела и ничего не могла с этим поделать. Потом она спросила Тилля, занявшего второе место, согласен ли он стать моим заместителем, а я раздумывала, не устроить ли праздник прямо сейчас и не следует ли сделать подарки всем моим избирателям, а также, демонстрируя благородство, тем, кто голосовал за других. Мальчик, перед которым стояла табличка «Фалько Лоренц», поднял руку. Он выглядел неплохо, особенно растрепанные каштановые волосы.
«Мы тут подумали, — сказал Фалько, — и считаем… нельзя ли выбрать еще раз?»
Еще раз? Что значит еще раз? В голове застучало. Мы ведь уже выбрали. Меня. Староста и ее заместитель дали согласие, и по самым простым испытанным правилам демократии вопрос считается решенным. Что же не так?
«Мне бы хотелось предложить еще и Кики», — сказал Фалько. Наискосок от него действительно сидела девочка с именем Кики на табличке. Она не написала Кирстин или Коринна или как там ее зовут на самом деле. Она даже не указала фамилию. Просто Кики. Маленькая, изящная, с длинными светлыми волосами. И тут весь класс начал бурно выражать желание провести перевыборы. Видимо, все разгорячились. Скот спросила меня и моего заместителя, согласны ли мы на перевыборы. Ничего другого нам не оставалось.
Во время следующего подсчета я уже не волновалась из-за каждого голоса. Мне было ясно, что произойдет. Я все поняла еще до того, как Скот развернула первую бумажку. То, что было раньше, оказалось чудовищным недоразумением. Дураков нет. Меня не выберут. Как я могла быть такой идиоткой, зачем я согласилась? Они выставили меня на посмешище. Размечталась! Не надо было даже соглашаться на участие в выборах! Конечно, выиграла Кики. Такие как она всегда оказываются впереди. Так устроен мир. Не стоит усложнять себе жизнь. Я стала заместителем. У меня не было ни малейшего желания ударить для этих придурков палец о палец, но тем не менее я согласилась на предложенное, чтобы никто не подумал, что я обиделась. После первых выборов я выразила готовность стать старостой только потому, что мне все равно. Ведь кому-то придется этим заниматься. А теперь я зам, но мне по фигу.
В новом классе я не нашла себе ни друзей, ни подруг. Даже не старалась. Так надежнее. Рядом со мной все еще сидела Гертруд Тоде. Как только она пыталась договориться со мной на «после школы», я отворачивалась и делала вид, что не слышу. Не нужен мне никто, мне и одной не скучно. Наплевать, что никто меня не любит. А может, и не наплевать. Одно время казалось, что Таня Кельман с волосами Белоснежки станет моей подругой. Она приглашала меня к себе, мы вместе делали уроки и играли в «Эрудит». Все было так, как мне хотелось. Но мне никак не удавалось расслабиться. У Тани дома все было необычно. Абстрактные картины в полупустых комнатах. Удивительным был даже обед, приготовленный как-то раз Таниной мамой: картошка с творогом. Без мяса. И никаких консервов. Я обрадовалась, что у меня хоть родители нормальные. А кроме того, мне очень хотелось нравиться Тане, но как я могла произвести на нее приятное впечатление, если все во мне было не так? Неправильная фигура и неправильные джинсы, неправильный смех и неправильные слова. И принадлежащий мне велосипед тоже был не правильный, а почему-то складной. Перечислять мои недостатки не хватило бы терпения ни у кого — я была одним сплошным недостатком. Распрощавшись с Таней и перемещаясь на своем складном велосипеде в сторону дома, я сразу же начинала чувствовать себя лучше. Вскоре я стала придумывать отговорки, чтобы не ходить к ней. Для меня наступили трудные времена. Очень хотелось, чтобы она оставалась моей подругой, но для дружбы с ней я подходила еще меньше, чем для одиночества. А потом она неожиданно договорилась встретиться с Гертруд Тоде. Может быть, она специально искала себе в подруги самую некрасивую девочку, чтобы рядом с ней казаться еще более неотразимой. Хорошо еще, что я вовремя отошла в сторону.
Быть одной оказалось не так и плохо. Само одиночество — это классно. Но только не хотелось, чтобы кто-нибудь понял, что я одна. Поэтому я все время делала вид, что очень занята. Пока остальные болтали перед уроком, я делала домашку на следующий день или читала. Таким образом, никто не замечал, что со мной не разговаривают. А во время урока появлялась возможность расслабиться. Прошло совсем немного времени, и я стала любимицей Скот. Она ценила меня за внимательность и готовность в любую минуту быть к ее услугам. Наверное, ей казалось, что мне нравится немецкий, но на самом деле единственное, что меня интересовало, это возможность в течение сорока пяти минут не зависеть от остальных. И вообще, пожилые строгие учителя мне нравились больше. Молодые все время сдвигали парты и заставляли нас сидеть кружком. Нам постоянно предлагали групповые задания. Может быть, чтобы самим в это время выйти из класса и покурить. Самое трудное — это большая перемена. Я толклась в классе, пока заметивший это дежурный не выкидывал меня вон. Учителя считали, что свежий воздух жизненно необходим учащимся. Вниз по лестнице я тащилась как можно дольше. Еще целых четырнадцать минут. Во дворе я далеко обходила одноклассников и устремлялась в тот угол, где меня никто не знал. Делала вид, что мне срочно необходимо выполнить очень важное поручение, и с целеустремленным выражением лица моталась туда-обратно по двору, но все равно каждый понимал, что мне просто не к кому подойти. Безумная пытка. В конце концов мне пришла в голову идея прятаться на переменах в женском туалете. С тех пор в гальюнах я проводила очень много времени.
Хорошо еще, что я больше не пыталась прийтись кому-то ко двору или принять участие в делах одноклассников. Таким образом я избежала самого неприятного. Хотя нет, самого неприятного избежать не удалось. Потому что главной пыткой была физра. Я попала в класс страстных мускулистых фанатиков спорта, как парней, так и девчонок. С восторгом они швыряли друг в друга мяч и получали истинное наслаждение, если их выбивали. Они стонали как в экстазе и до последней секунды пытались схватить мяч. Их не пугало даже, если при этом оказывался вывихнутым палец. Они были по уши влюблены в боль и усталость, а также в вонь физкультурного зала. Все девчонки теперь надевали черные или темно-синие спортивные штаны из эластика, которые их плотно обтягивали. Само собой разумеется, что употевали они до полусмерти. Штаны скользили вниз, и их приходилось подтягивать, а ведь при этом очень трудно не выглядеть по-идиотски. Но в таких штанах жир не трясется, и теперь мои ноги были черными, гладкими и твердыми, как будто сделанными из искусственного материала.
