Лоррин окинул Рену взглядом.
— И, пожалуй, стоит навести на нас обоих человеческие личины. Просто на всякий случай.
Рена незаметно потянулась, разминая ноющие мышцы, и взглянула на брата.
— Да, пожалуй, ты прав, — задумчиво ответила она. — А то ты слишком похож на эльфа.
— К тому же здесь мы можем наткнуться на вольных людей, — напомнил ей Лоррин. — Я читал книги по истории времен первой Войны Волшебников и даже более ранних. Насколько я знаю, тут должно было остаться несколько свободных племен, которые живут на этих землях испокон веков, — грелеводы и Народ Зерна. Мне совсем не хочется кого-то напугать. Или.., ну, ведь для этих грелеводов и Народа Зерна эльфы — враги. Мне бы не хотелось, чтобы они нас пристрелили на месте.
«Да они нас пристрелят из-за одних единорогов…» — подумала Рена, но все же кивнула — и несколько мгновений спустя ощутила покалывание магии.
«Интересно, а могла бы я изменить свой облик — хотя бы уши и глаза, как изменяла птиц в саду? Но сейчас лучше не пробовать. Магия пока что нужна мне для другого». Если она утратит контроль над единорогами… Нет, не стоит добавлять еще один мячик к тем, которыми ей приходится жонглировать.
Рена взглянула направо и с облегчением увидела, что солнце уже близко к горизонту. Скоро будет пора останавливаться.
— Сегодня вечером надо будет обсудить, когда мы оставим единорогов, — напомнил ей брат.
— После того как я сделаю ужин, — ответила Рена. Она действительно «делала» ужин из трав — и еще всякие лакомства для единорогов, чтобы быть уверенной, что звери вернутся к ним после охоты.
Это еще одна причина, почему она так уставала. Снабжение едой целиком лежало на ее хрупких плечах, а она еще никогда прежде не колдовала так много. Рена не подозревала, что это так утомительно. И чем дальше, тем больше она выматывалась.
— Жалко, что единороги — не охотничьи собаки и не могут приносить нам добычу, — грустно заметил Лоррин.
Ему, видимо, тоже надоела вареная трава и пирожки из листьев. Но…
Рене вспомнилось, как однажды утром кобыла вернулась, как обычно, с окровавленной мордой, но при этом из пасти у нее свисало нечто вроде клочка одежды. Перед этим по их следу шел охотник, и Рене действительно хотелось, чтобы единороги как-нибудь его отогнали. Неужели кобыла каким-то образом почуяла ее желание и выполнила его доступным ей способом? Этого Рена не знала и, видимо, никогда не узнает, но после той ночи охотник и в самом деле исчез…
— А мне не жалко, — сказала она, передернувшись. — Совсем не жалко!
* * *
Каэллах Гвайн самодовольно наблюдал за своими слушателями. Пока что большинство старейших и опытнейших волшебников были на его стороне. Даже те, кто прежде помалкивал, теперь, когда Шана исчезла, начали высказывать вслух свои истинные чувства.
Каэллах от души надеялся, что Шана пропала насовсем. Без нее юнцы далеко не так уверены в своих силах.
Только ее «кружок» продолжал нахально противостоять старшим. Но эти слишком заняты опустошением старой Цитадели, и им некогда мутить воду среди молодежи.
— Я расскажу вам, как мне удалось добиться, чтобы мне снова начали прислуживать как положено, — сказал Каэллах. — Начал я с людей. Они так привыкли слушаться любого, кто наделен хоть какой-то властью, что даже не задают вопросов: они просто идут и делают, что я им велю.
Волшебник слегка нахмурился.
— Конечно, они всего лишь дети, но ведь и дети могут прибирать за мной или приносить мне обед.
— И что, их ни разу никто не хватился? — спросил кто-то.
Каэллах пожал плечами.
— Может, их и искали, но ведь не в моих же комнатах!
Думаю, тот, кто присматривает за этими щенками, просто решил, что они удрали поиграть. Я им говорю, чтобы они, если кто спросит, отвечали, что волшебник поручил им важное дело, и никаких проблем.
К тому же в новой Цитадели царила такая неразбериха, что вряд ли кто вообще вспомнил о детях, которых Каэллах взял себе в услужение. Здесь буквально кишели человеческие дети и дети-волшебники, совершенно непригодные для работы, требующей применения силы. Так что им поручали только «хозяйственные дела». Так почему бы им не услужить одному из волшебников, вместо того чтобы собирать тростник и заниматься прочей подобной чепухой?
Каэллах так и сказал. Прочие закивали с важным видом.
— Выбирайте наиболее запуганных, — посоветовал Каэллах. — Тех, кто старается быть незаметным и прячется по углам. Ими легче всего управлять, и хватятся их в последнюю очередь. А потом, подумайте сами: раз они такие робкие, мы фактически оказываем им услугу, позволяя держаться в стороне от толпы! Несомненно, эти дети нуждаются в твердой руке, в ком-то, кто давал бы им четкие приказы, чтобы им не приходилось думать самим.
Один из волшебников, похоже, усомнился в его словах. Каэллах иронически приподнял бровь.
— Детям вообще не следует думать самим. Они для этого не приспособлены. Дети должны учиться, слушать и повиноваться.
— Пожалуй, ты прав, — неуверенно отозвался волшебник, — но все-таки…
— Ох, только не надо этих сантиментов! — вмешался кто-то еще, прежде чем сомневающийся успел обосновать свои возражения. — Они ведь всего лишь люди! От них все равно не будет толку в Цитадели — они годны лишь на то, чтобы быть слугами! Лучше пусть поймут это сейчас, пока их легко поставить на место.
Волшебники снова закивали, и сомневающийся сдался.
— Это не единственная причина, почему я попросил вас собраться здесь,
— продолжал Каэллах негромко и доверительно. — Нам необходимо как-то изменить существующее положение вещей.
— Какое там положение вещей! — негодующе откликнулся один из самых старых. — Это же просто балаган! Сопляки ведут себя так, будто они здесь старшие, а старшим приходится самим приносить себе обеды и подметать полы!
— Его дрожащий от гнева голос звучал все громче. — Никакого уважения! Никаких приличий! Никакого почтения к обычаям! А в остальном — все прекрасно!
Я был готов мириться с этим безобразием, пока мы не добрались сюда. — Он махнул рукой в сторону входа в пещеры. — В конце концов, когда нет нормального жилья, можно ожидать некоторого беспорядка и даже распущенности, если можно так выразиться. Но теперь, когда у нас появилась крыша над головой, это следует прекратить немедленно! Клянусь небом, раз этот порядок был достаточно хорош для наших предков, значит, он хорош и для нас!
Прочие волшебники возмущенно загомонили. Каэллах радостно потер руки. Чем дальше, тем лучше! Ему даже не пришлось первым заводить об этом речь. И все согласны!
Но, когда гомон сделался чересчур громким, Каэллах предостерегающе поднял руку.
