«Уважаемый мистер Эджерли, мы благодарим Вас за участие в конкурсе на получение премии «Книжник». Вам и другим, без малого пятидесяти участникам, предстояло выдержать серьезную конкуренцию. Рад сообщить, что Ваша книга «А лучшее в искусстве — перспектива» заявлена в номинации «Книга года в жанре альтернативной истории». С уважением,
Р. Каннингем».
Вот чем он обрадует сегодня родителей и друзей. Ради этого стоило прожить и сегодняшний сумасшедший день, и время работы над книгой. Без самодовольства, но с нарастающей радостью он перечитывал письмо. Сердце колотилось. Он закрыл глаза, глубоко вздохнул несколько раз, но возбуждение не проходило. В мыслях он был далеко отсюда.
«Это твоя награда».
Когда бы встретить смог я на земле
Непревзойденность женского таланта,
То имя бы твое зажглось во мне —
Стефания Виола Иоланта
[19].
Он писал книгу каждый день, каждый час, каждую минуту этих двух удивительных лет. Приходя домой, он садился за ноутбук и прокладывал ей дорогу. Слова нанизывались одно на другое, приходили, становились точнее, она вырисовывалась, появлялась то там, то здесь, он видел ее глаза, ее силуэт, ее лицо. Она улыбалась, дышала, шла по улице, засыпала и просыпалась, склонялась над работой, спорила, шутила, бежала и оглядывалась по сторонам, злилась, отчаивалась, смеялась, жила. Он звал ее. Он создавал ее. Она должна была появиться, освободившись от цепей невозможности. Это была надежда обрести ее.
После записи на ИТВ Джим поймал такси и поехал на Хилл-стрит. С родителями — Мэри и Энтони — он виделся довольно часто, и, тем не менее, они всегда с нетерпением и волнением ждали его прихода. Известие о номинации его книги на премию, как он и ожидал, стало лучшим сюрпризом для них в этот особый день. Разговор, однако, перетек в иное русло, когда отец и сын остались во внутреннем дворе дома, а Мэри отвлеклась на телефонный звонок подруги из Штатов, поздравлявшей ее с днем рождения сына. Сэр Энтони начал без обиняков.
— Джим, женись, — сказал он.
— Папа!..
— Я настаиваю! Вспомни тех, кто стоит у тебя за плечами. Благодаря им ты состоялся сегодня и имеешь все, что имеешь. Ты обязан продолжить род. Медлить больше нельзя! Ты понимаешь? Давным-давно, когда ты был подростком, я сказал тебе — будь разборчив, не торопись, — и ты ответил, я помню: «Папа, можешь не волноваться, я тебя не подведу». Но, Джим, время идет… Я не понимаю, как ты при твоей жизни, при людях, при центре, при театре до сих пор не можешь найти женщину. Это ненормально.
— В том-то и дело, папа, имея все — не находишь. Я ищу свою женщину. Вот только уровень и круг не всегда совпадают. Ты, ведь, это понимаешь.
Джим невесело вздохнул и улыбнулся.
— Я сам хочу внуков, папа.
— Внуков?
— Смешно, да? Ты не ослышался. Внуков. Мечтаю о них и о лучшей для них бабушке. Не думай, я не закоренелый холостяк Нет. Я тоже хочу спокойно смотреть им в глаза — тем, кто стоиту меня за плечами.
— Это и на репертуар театра влияет, — заметила Мэри, закончив разговор с подругой. — Да-да, не удивляйся. На твой выбор пьес — в них слишком много мужского.
— Это естественно.
— Да, но женский подход — чувствительный, деликатный — нужен обязательно, чтобы творческая идея не потонула в логике и не захлебнулась в рационализме, как бы поэтичен и возвышен ни был ее автор.
— Я знаю, что ты права, — кивнул Джим, — просто не могу не поспорить.
— Это по-мужски. Но, по-моему, ты меня услышал.
— Я больше не коснусь этой темы, Джим, — заключил сэр Энтони.
— Хорошо. Спасибо.
Поздним вечером, почти ночью Джим добрался до паба «У Маффина». Темно-зеленые панели и рамы широких окон, золотые буквы на вывеске, ампельные цветы по фасаду, затемненный интерьер подействовали на него убаюкивающе. Он почувствовал, как устал за последние дни. «Основан в 2000» — мелькнула надпись на стекле входной двери. Джим улыбнулся. Хозяин, видимо, всерьез рассчитывал на реакцию потомков через столетие: «Вот это да! Смотри-ка, ровесник второму тысячелетию!» Джим вышел на террасу. Друзья были там — Линда в клетчатом шотландском пледе, защищавшем ее глубокое декольте от речной прохлады, Мартин с гитарой и Форд — похоже было, что вселенская печаль о несовершенстве мира на время оставила его, и сейчас он был благодушен и даже слегка весел. Вслед за Джимом быстро шла Энн и, не рассчитав, уткнулась в его спину в дверях.
— Наконец-то! Я никак не приучу тебя приходить вовремя, — поднялся ей навстречу Маффин, — старушка, это неприлично.
— Я думал, ты это мне, — сказал Джим, поймал руку Энн и, поцеловав тыльную сторону ее ладони, не выпускал еще несколько секунд. — Нет женщин, которые не опаздывают.
— Ты уверен?
— Я женюсь на такой, как только встречу. А пока может отбить у тебя Энн, раз тебе не нравится.
— Свою заведи.
— Ты не первый, кто сегодня мне это говорит.
— А кто еще?
— Мой почтенный родитель.
— Боже! — рассмеялась Линда. — И что же при этом говорят в наше время — «сын мой»?
— Вот так и говорят: «Сын мой…»
Маффин и Линда переглянулись.
— А как на это отвечают в наше время примерные сыновья?
— Да, ничего, собственно говоря, не меняется, — Джим глубоко вздохнул, сел, вытянув ноги, и с удовольствием ощутил холод запотевшего стакана с пивом, который поставил перед ним Маффин. — Почтенных родителей по-прежнему волнует наше благополучие. Если хотите, наше счастье. И дети детей. И это правильно.
— Ну, так что же ты ответил?
— Правду. Что я женюсь, как только ее встречу.
Теперь уже переглянулись Форд и Маффин. Линда махнула рукой.
— Слушать страшно! Ладно, давайте уж мы его поздравим.
— Спасибо, ребята! А я вас кое-чем удивлю, — ответил Джим на теплые слова их поздравлений и рассказал о главном подарке, полученном сегодня, — номинировании романа «А лучшее в искусстве — перспектива» на литературную премию «Книжник».
Глава IV
«Хэрроус Мид вызывает Фрэнклин Гардене и Эджвербери Лейн, вы меня слышите? Фрэнклин Гардене и Эджвербери Лейн, вы слышите меня?»
Этот комментарий пользователя под ником «Хэрроус Мид» появился на странице одной из записей в блоге Мартина Грэма Финли, где спортсмен подводил итоги завершившегося чемпионата мира по легкой атлетике. Было это в августе того года, когда главной темой в прессе и разговорах стал экономический кризис, из-за которого Джим был вынужден отменить проведение фестиваля «Метаморфозы», что позволило ему с головой уйти в работу над своей книгой. Форд тоже работал, не зная отдыха, и не мог приехать в Норфолк. Мартин — единственный из друзей, кто в то лето несколько дней гостил в Эджерли-Холле, где предпочитал обходиться без компьютера, прессы и телевидения. Вернувшись в город и намереваясь проверить почту, он заглянул на свой сайт, вести который ему помогала Энн, ставшая спортивным блогером. Фактически она и писала тексты и вела его страницу здесь, а также на facebook, ловко и находчиво защищая его, а вместе с ним и свое благополучие и душевное равновесие от навязчивого внимания фанатов, при этом соблюдая все законы жанра и поддерживая репутацию своего возлюбленного как довольно образованного спортсмена. Так оно и было. Его специальностью была социальная антропология. Однако он был ленив, как бывают ленивы спортсмены высокого класса, обремененные тяжелыми физическими нагрузками, когда дело касается речей и интервью — устных и особенно письменных. Пролистав поздравления и восторженные отклики по поводу результатов чемпионата, он остановился на комментарии внизу страницы:
