– Кто ты такой?..
Незваный гость обернулся, и майору показалось, что у него вынули душу, положили на ладонь, тщательно рассмотрели до последней мысли и чувства, оценили и вернули на место. А затем беловолосый обронил:
– Я тот, кого никто не ждет… – и исчез.
Нить становления
1
Пустой подвальный зал, под потолком которого висели восемь туманных шаров диаметром метра два каждый, был пуст, если не считать задумчиво потирающего подбородок человека средних лет с короткой прической ежиком. Он был одет в широкие джинсы с кучей карманов и растянутый свитер. Человек задумчиво рассматривал эти шары и изредка едва слышно ругался.
– Все смотришь, Сергей? – раздался у него из-за спины усталый голос. – Ну и чего насмотрел?
– Сам знаешь, что ничего, Петро, – нехотя отозвался следователь по особо важным делам ГУ Следственного Комитета РФ по Санкт-Петербургу Сергей Иванович Пенкин, поворачиваясь к плотному усатому мужчине в мятом костюме в полоску.
– Не надоело еще меня по-хохляцки звать? – набычился тот.
– Так ты ж у нас хохол, али как? И сало любишь, я знаю.
– Достал уже своими безвкусными шуточками! – скривился Петр Петрович Саенко, старший следователь того же заведения.
– Ты чего такой злой?
– Да шеф стружку снимал. И новую информацию выдал.
– Какую? – оживился Пенкин.
– Разную, но в основном по этому вот. – Саенко показал на туманные шары. – Такое началось не только в Питере, но и в Москве с Екатеринбургом. И там, и там – по трое. Еще два случая в Париже и один в Берлине, но эти хоть нас не касаются. И то хлеб.
– Блин! – не сдержался следователь. – Да что ж это такое-то?!
– Знаешь, после того, что сегодня сообщил шеф, я ни одного из этих скотов жалеть не могу, – кивнул на туманные шары оперативник.
– И?..
– Оказывается, беловолосый на месте каждой своей акции оставляет папочку с убойными доказательствами преступлений «жертв», причем такими, что если бы хоть одна из этих папочек попала нам в руки до того, как до козлов добрался он, то сели бы они до конца жизни. Там и расчлененка, и торговля органами, и педофилия с убийствами, и продажа оружия, и наркоторговля, и многое другое. Так что это не невинные люди и честные предприниматели, как нам говорили, а самые что ни на есть подонки. Но их связи тянутся высоко, поэтому найти убийцу очень хотят.
– Су…и… – прошипел Пенкин, нехорошо прищурившись. – И для этого они выбрали именно нас?..
– Знают, что мы ж…у порвем, но искать будем, честные мы, понимаешь ли. – Насмешливо взглянул на него Саенко. – Я, конечно, понимаю беловолосого, душой за то, что он прав, но… закон есть закон.
Сергей покивал, но предпочел промолчать – он не во всем был согласен со старым приятелем, иногда позволяя себе небольшие отступления от закона, чтобы отправить за решетку подонка, против которого не хватало улик. Если, конечно, был полностью уверен, что это именно подонок. Впрочем, а кем еще могут быть криминальные авторитеты? Людьми их назвать трудно.
– Пошли отсюда, пообедаем, – бросил Петр, разворачиваясь на каблуках. – Толку нет смотреть, все равно не знаем, как из этих чертовых шаров людей доставать.
– Идем, – уныло согласился Пенкин.
Они вышли из подвального зала, где хранили доставляемые со всего города почти невесомые туманные шары. Их приходилось отлавливать сетями и транспортировать сюда, причем это старались делать как можно быстрее, чтобы не вызывать ажиотажа среди населения, от которого происходящее пока еще удавалось скрывать – никто не хотел паники, а она вполне могла возникнуть, люди испокон веков боялись неизведанного. Охранники проверили документы выходящих и заперли стальную дверь на несколько замков, навесив на нее печати – доступ сюда имели очень немногие.
Поднявшись с подземных этажей на лифте, следователи заскочили в кабинет за верхней одеждой, покинули здание и выбрались на проспект, направляясь в кафе, где предпочитали обедать – недорого и вкусно. По мнению большинства сотрудников ГУ оно имело огромный недостаток: там уже несколько лет нельзя было курить, задолго до официального запрета, но Сергея и Петра это не слишком беспокоило. Один вообще не курил, бросив после ранения во время задержания матерого бандита, а второй хоть изредка и покуривал, но только когда сильно нервничал. До кафе нужно было пройти около трехсот метров, но это тоже не смущало – прогуляться по свежему воздуху всегда полезно. Сегодня, правда, шел дождь со снегом и дул пронизывающий до костей ледяной ветер, поэтому прогулка удовольствия не доставила.
Заказав себе по борщу и второму, следователи поели, затем взяли кофе и решили посидеть до конца обеденного перерыва здесь, в душный кабинет возвращаться не слишком хотелось.
– Давай-ка еще раз пройдемся по всем вехам этого глухого дела, может, заметим какую-то пропущенную раньше деталь, – предложил Саенко.
– Ну, давай, – пожал плечами Пенкин.
Петр славился в управлении своей дотошностью, он выстраивал достоверные версии, обращая внимание на такие мелочи, что другие следователи только диву давались. И добивался успеха на чистой логике. Сергей же работал совсем иначе, он был интуитом, видел сразу всю картину преступления и его причины, очень быстро понимал, кто именно виноват, а только потом начинал собирать доказательства. И почти никогда не ошибался. Эти двое дополняли друг друга, поэтому в деле, на котором обломали зубы уже многие мастера сыска, их поставили равноправными напарниками, хотя формально старшим в следственной группе и считался Саенко.
Предки Петра действительно были родом с Украины, но уже шестое поколение их рода жило в Питере. А его самого напоминание о происхождении раздражало, особенно в свете событий последних лет в «незалежной» – майдан и случившееся в последовавшие за бунтом кастрюлеголовых годы не нравилось сыщику категорически. Он сразу просчитал, кто во всем случившемся был заинтересован и кто все устроил, поразившись, что люди на Украине не в состоянии сделать столь элементарных выводов. В 14-м году, когда началось так называемое «АТО», а затем убийства женщин и детей нацистскими выродками, Саенко вообще взъярился и долго кричал о том, что пора брать автоматы и идти на помощь восставшим против фашистов. Очень надеялся, что родное правительство наведет на Украине порядок, однако этого так и не произошло, что до сих пор вызывало у Саенко горестное недоумение. Нет, он все понимал, вычислил причины, почему сдали назад, но хорошо помнил слова: «Русские своих не бросают!» А на деле бросили, как ни горько это признавать. Капитализм, будь он проклят во веки веков! Выгода, больше ничего не имеет значения. О совести и чести давно забыли. К концу пятнадцатого года окончательно разуверившись во всем, следователь заставил себя успокоиться и продолжать честно делать свое дело. Вот только и до сих пор гневно сопел, слушая новости.
