У мужа есть тетя, которую тоже зовут Люсей, но факт наречения кошки крещеным именем мы от тети скрыли. Тоже могла неправильно понять.
* * *
…Наша кошечка оказалась счастливицей из счастливиц. Всех котов, обитавших в подвале дома, где жил племянник Виталик, работники ЖЭСа согнали в один отсек, заварили вход и оставили умирать «естественным» образом. Коты страшно кричали несколько дней. Протесты жильцов дома и попытки взломать заваренную дверь ни к чему не привели. В общем, из этого кошачьего Освенцима по счастливой случайности выжила одна Люся. Ей суждено было прожить на свете почти двадцать лет…
* * *
Добрейшая наша Кэрри, коричневый доберман, приняла кошку индифферентно. Она не гоняла котов во дворе, и вообще, практически не проявляла агрессии ни к кому. Поэтому нового члена семьи приняла спокойно: бесцеремонно обнюхала и… перестала обращать внимание. Ну, Кэрри вообще была особенная собака. Как будто и не доберман, а лабрадор, у которого агрессия отсутствует на генном уровне.
Люся, дитя подвала, выгнула было спину, но вскоре поняла: здесь опасности нет. Единственное, чего следовало опасаться, – это чтобы Кэрри не съела Люськину еду. На этот случай кошачьи мисочки с водой и пищей были перенесены на холодильник. На специальной клеенчатой салфетке стояла поилка, а корм всегда накладывали в чистую тарелочку: Люся не любила есть то, что постоит. Кэрри достать еду не могла, а Люся в два прыжка – сначала на подоконник, потом на холодильник – добиралась до цели.
Собаку мы всегда кормили исправно, но никакой собачьей выдержки не хватит, чтобы не съесть неохраняемое чужое блюдо. Кэрри очень любила поесть. Особенно чужое.
…Потому что в душе она была охотницей!
* * *
Однажды мы гуляли в лесу, что рядом с авторынком, и довольно далеко забрели. Не то чтобы в дебри, но нога пешехода там явно не ступала, а вот на машине заехать было можно вполне. Наше внимание привлекла громкая музыка, неожиданно зазвучавшая в этом отдаленном от хоженых троп уголке. Кэрри коротко гавкнула и, высунув вперед острую мордочку с чутким носом, понеслась рысью. Вскоре мы увидели и источник звука, и цель Кэрриной экспедиции: неплохая серебристая иномарка, из которой лилась мелодия, стояла с закрытыми дверцами и мерно покачивалась. Что ж… Мы с мужем, не приближаясь, деликатно стали обходить транспортное средство. Чего нельзя было сказать о нашей собаке. Кэрри, напротив, в одно мгновение достигла цели.
Думаете, ей захотелось пугнуть влюбленных? Вот еще!
На капоте стояли два пакетированных набора из «МакДональдса» и два больших стаканчика с колой.
Эх!.. Пара движений острой мордой – и вся еда рассыпалась по траве. У Кэрри даже короткий хвост затрясся от небывалой удачи. Картошка фри? Отлично! Гамбургеры?! ДВА?? О!! Это просто праздник какой-то!..
«Кэр-ри! Кэр-ри! Ко мне!» – вполголоса шипел муж. Я согнулась пополам от смеха и звать собаку не могла. Под музыку Кэрри ела даже быстрее, чем обычно. Миг – и полдник влюбленных исчез в ее ненасытном брюшке. К коле собачка не притронулась. Обнюхала пустые пакеты и бумажки и вернулась к нам.
Муж изловчился и подцепил ее на поводок: «Бежим!»
Убежали… На капоте машины так ничего не заметивших авто любовников остались стоять два одиноких пластиковых стаканчика. Мы живо представили себе, каково будет удивление влюбленной пары, когда будет обнаружен разбой…
Нам было и смешно, и стыдно. Кэрри – ничуть!..
* * *
Кошка быстро прижилась в нашем доме. И мы очень ее полюбили. Некрупная, очень долгое время худенькая, с несоразмерно длинным хвостом, Люся, несмотря на подвальное происхождение, была по-настоящему интеллигентной кошечкой.
Научилась ходить в лоток, никогда не точила когти о диван, в критические дни не орала дурным голосом. Что касается последнего, то тут все просто. Нам не надо было даже травить кошчонку никаким «контрасексом»: функции этого препарата мы доверили нашей собаке. Чуть только начинали проявляться первые признаки кошачьей «охоты» – выгнутая спина, задранный хвост, утробное мурлыканье, Кэрри подходила к Люсе и аккуратно ставила на нее переднюю лапу. Кошка, прижатая к земле, тут же забывала про любые «амуры»: не до жиру, быть бы живу. Все, сеанс окончен.
Если же природа брала верх и Люся снова начинала «пятиться» и страстно мурлыкать, Кэрри брала ее за задницу зубами – «аккуратно, но сильно», как говорил Папанов в «Бриллиантовой руке».
Возможно, такое долголетие нашей кошки объяснялось именно тем, что мы ее не стерилизовали, не пичкали гормональными препаратами… Однажды даже сделали попытку «выдать замуж» за кота моей подруги, жившей по соседству. Хороший кот, из приличной семьи. В общем: совет да любовь!
Отнесли в дом жениха, познакомили с Васькой, оставили вкусной еды и ушли. Знакомьтесь!
Люся дважды неспешно обошла неизвестный дом, запрыгнула на подоконник… Зрелище, открывшееся ей с высоты двенадцатого этажа, судя по всему, было настолько впечатляющим, что она забыла про Ваську напрочь. Сидела между цветочными горшками и смотрела вниз, на бесконечный «телевизор»: птицы летают, люди ходят, машины ездят… В общем, в любви Василию было отказано. Через три дня мы забрали Люсю домой. Кот Васька долго еще слонялся по всем комнатам в поисках пропавшей подруги.
* * *
Высота всегда манила Люсю. Возможно, в прошлой жизни она была кем-то более крылатым. В опасной близости от бездны она любила подолгу сидеть на подоконнике нашей застекленной лоджии, провожая взглядом бреющий полет ласточек, которые гнездились где-то под плоской крышей нашего дома. Однажды она таки совершила прыжок с шестого этажа, на котором мы жили. Возможно, он был случайным. Но не исключено, что и спланированным. Кошки не говорят, а то бы мы узнали.
Просто как-то раз, в одно солнечное летнее утро, в обычное время, выйдя в кухню, Люсю я там не обнаружила. Хотя она, знающая мой режим не хуже меня, прибывала туда завтракать задолго до моего появления. Прибежит и займет свое место на холодильнике: «Где мой заказ?»
А тут… Захожу в кухню, а Люси нет. Возвращаюсь в комнату, где спит муж, а Люси нет. На лоджии тоже! В ванной туалет не справляет! Где Люся?
С бьющимся сердцем разбудила мужа. Открытая в кухне форточка ясно давала понять, где искать кошку. Но, распахнув створки окна, внизу я ее не заметила. «Переломанная, раненая, уползла умирать в кусты», – сделала вывод я.
Взяли коробку из-под обуви и, опустив головы, поехали вниз – подбирать мертвое тельце.
Тельце оказалось живым и сидело на маленьком заборе, который тянулся вдоль всего дома, огораживая некое подобие палисадника. Завидев нас, Люська принялась хрипло и нервно мяукать. Еще бы не переживать: всю холодную ночь она, не знающая окрестностей, просидела под домом, а никто не удосужился хватиться: где же Люся? Невдомек ночному зверьку: нормальные люди по ночам не охотятся на мышей, а спят.
Коробку – прочь, кошку – на грудь… Ночной полет на Люсином здоровье, судя по отличному аппетиту и сохранившейся привычке сидеть на краю форточки, никак не отразился.
