Осложнения с инстанциями могут надолго парализовать работу. Инстанций, как выразился Ахмальцев, существует много, сегодня одна нагрянет с проверкой, на следующей неделе другая. Потребнадзор при желании может закрыть «до устранения недостатков» любую клинику, потому что везде можно найти к чему придраться, и любое нарушение можно раздуть до поистине катастрофических размеров. А Госпожнадзор? Чтобы пожарные инспектора не нашли пожароопасных мест в клинике, расположенной в здании старой постройки? Они каждый раз что-нибудь находят, штрафуют, пишут акты и предписания, но закрытия не требуют, потому что нарушения небольшие и их можно устранить в рабочем порядке. Но могут и потребовать. Здесь степень огнестойкости не та, там класс пожарной опасности не тот, а напольное покрытие вообще требует экспертизы, потому что есть подозрение, что сертификаты на него представлены «чужие», от другого артикула. Один знакомый майор в шутку утверждал, что с точки зрения норм пожарной безопасности можно придраться даже к гранитному или мраморному надгробию. Цинично, но жизненно. А еще есть налоговые органы, инспекция по труду, полиция, которая может проверять соблюдение паспортного режима… Да, существуют определенные ограничения, так, например, большинство контролеров не может являться с плановыми проверками чаще одного раза в три года, но ведь кроме плановых существуют еще и внеплановые проверки, производимые, например, по чьей-то жалобе.
Инге тоже придется нелегко. Операций предстоит несколько, все они довольно тяжелые, да и на психике смена пола, пусть даже и желанная, выстраданная, обычно сказывается тяжело, возможно, даже не обойдется без депрессии. Пациентка будет нуждаться в поддержке, в помощи, на худой конец хотя бы в том, чтобы ей не мешали. Лишняя нервотрепка здесь совсем ни к чему, она может привести к нервному срыву, да и мало ли к чему еще. Поэтому ради блага пациентки и блага клиники, ради общего блага папашу стоило переубедить. И для его собственного блага тоже, ведь при подобном поведении он рискует стать врагом собственному ребенку, навсегда испортить с ним отношения.
– Виктор Сергеевич!
Ахмальцев уже успел открыть дверь, но выходить не стал, обернулся. Брови насуплены, глаза сверкают, щекастое лицо раскраснелось, даже залысины порозовели.
– Пожалуйста, уделите мне еще пять минут, – попросил Александр. – Всего пять минут, больше я вас не задержу…
Александр, конечно, лукавил, причем лукавил сильно. Пяти минут могло хватить только для того, чтобы озадачить собеседника, объяснить ему очевидную бесперспективность его поведения. С другой стороны, он потом сам захочет продолжить разговор, не исключено, что и с психологом Нателлой Луарсабовной придется пообщаться. «Главное – начать», так, кажется, говорил кто-то из политиков советской эпохи. Главное – начать.
– Не о чем мне с вами больше разговаривать! – рявкнул Ахмальцев и ушел, оставив дверь открытой.
Бежать за ним по коридору и уговаривать Александру не хотелось – много чести будет. Ничего, сам вернется, когда остынет немного и поймет, что вел себя глупо. Александр встал, закрыл дверь, вернулся за стол и позвонил Инге. Та ответила не скоро, после шестого или седьмого гудка.
– Добрый день, Инга, – при знакомстве она сказала, что обращения по имени и отчеству ее коробят, и попросила называть по имени. – Вам сейчас удобно разговаривать?
– Здравствуйте, Александр Михайлович. А я только что о вас вспоминала. – Инга явно обрадовалась звонку. – Представляете, не могу найти наш договор. Помню, что вчера положила его на стол… Наверное, домработница выбросила, она любит все выбрасывать.
– Договор у меня, Инга.
– У вас? – недоверчиво переспросила Инга. – Но я же помню, как принесла его домой, перечитала и только потом положила на стол. Как он мог оказаться у вас?
– Договор принес мне ваш отец…
– Вы на месте? – перебила Инга. – Можно сейчас к вам приехать?
– Если вам не трудно, то давайте после шестнадцати, – попросил Александр. – Будет время спокойно все обсудить.
– А разве нам надо что-то обсуждать? – удивилась Инга. – Я хотела только забрать договор.
– Врачу с пациентом всегда есть что обсудить, – уклончиво ответил Александр.
– Буду у вас в пять, – пообещала Инга.
«С Евой все было иначе, но отношение родителей к проблеме было таким же, – с грустью подумал Александр
[29]. – Интересно, а как мать Инги относится к смене ею пола? Наверное, столь же отрицательно, иначе бы вдвоем они с Ингой давно объяснили отцу, что он не прав и ведет себя неправильно. Да, неприятно начинать со скандала. Первый блин не всегда должен быть комом, да и не первый он, в сущности, приходилось уже делать подобные операции, но без разборок с родственниками…»
Инга, видимо, успела до прихода к Александру пообщаться с отцом, потому что приехала взвинченная до предела, но никаких вопросов не задавала. Начала с извинений, Александр остановил ее, сказав, что ей-то извиняться не за что, и перешел к обсуждению проблемы. Выложил все свои соображения без утайки, а в конце сказал:
– Договор с вами, Инга, несмотря на возникшие обстоятельства, я расторгать не намерен. Если вы хотите оперироваться в нашей клинике, то будете в ней оперироваться. Я вас понимаю и готов сделать для вас все, что положено врачу сделать для пациента. Но нам с вами надо сообща повлиять на вашего отца. Скажу прямо – он произвел на меня не самое лучшее впечатление…
– Ха! – усмехнулась Инга. – Ценю вашу деликатность, Александр Михайлович. «Не самое лучшее впечатление» – это комплимент моему папочке! В школе его дразнили Бизоном, в университете Катком, а подчиненные зовут Минотавром. Все прозвища отражают его упрямство и тупость. До сих пор не могу понять, что такого нашла в нем моя мать. А вы говорите «не самое лучшее впечатление». Скажите прямо – отвратительное впечатление.
– Если вы будете настроены к отцу подобным образом, боюсь, никогда с ним не поладите, – заметил Александр. – Мне уже ясно, что ваш папа, мягко говоря, не подарок, но это ваш папа, и он, вас, кажется, любит.
– Ха! – снова воскликнула Инга. – Любит!
– Если бы не любил, то не вмешивался в ваши дела. Ему бы тогда было все равно.
– Да он не потому вмешивается, что я ему нужна или заботу проявить хочется. Отца возмущает отклонение от порядка в его семье. Он же такой правильный педант, что свихнуться можно. Все у него как положено, все на своих местах, рабочий телефон на тумбочку всегда кладет слева, а личный справа. Он предсказуем до умопомрачения и в других хочет видеть такую же предсказуемость. И вдруг оказывается, что его дочь, на самом деле – сын. Как так? Такое нарушение порядка в роду Ахмальцевых! Вот что его волнует, а не я.
– Но все равно вам стоит изменить отношение, – убежденно сказал Александр. – Прошу прощения за то, что вмешиваюсь в вашу личную жизнь, Инга, но это имеет отношение к проблеме, которую мы должны решить. Кто-то должен сделать первый шаг к примирению и согласию…
