— Вот она, тропа, ведущая на восток. — Вик указал на хребет.
Тропа уползала в лес. Узкая. Кривая. Но почему-то светлая — точно с небес бросили веревку и она упала между деревьями извилистыми петлями. Из лесу веяло тишиной. Сыростью. Лес дышал туманом и ночью — и звуки раздавались уже не вечерние, а именно ночные: тот самый неясный шелест, шорох, от которого мороз по коже.
Дальше двинулись пешком. Змеевик вел Темногора за луку, и единственное, что нарушало траурную тишину на тропинке-петле, обвившей гору, словно шею висельника, — негромкий цокот копыт, когда Темногор наступал на камни, крики сов и собственное дыхание Теодора. Частое, сбивчивое.
«Она по-прежнему в Трансильвании. Пойдешь по тропе от села Яломица через Сычий перевал на восток в гору. Запомнил?»
Когда-то отец собирался в долгое путешествие на Сычий перевал — там, на дне долинки, располагалось село Яломица. Лазар обещал взять Теодора с собой. Но что-то услышал и передумал. Как он только новости узнавал? Теодор знал, что, когда его не оказывалось дома, к отцу приходили посетители. Отец, бывало, отсылал мальчика по делам в деревню или в лес, а когда Тео возвращался, понимал, что в доме кто-то был. Незнакомый запах в комнате. Грязная посуда. Странные разговоры родителей.
Тео понял лишь сейчас. У отца бывали нежители.
После того как отец не взял Тео в поход из-за чьего-то ночного визита — так и оставшегося неузнанным, Лазар долго ходил нахмуренный, перешептывался с матерью, — так, чтобы он, Теодор, не слышал. А Тео бесился.
Отец обещал!
Затем Тео нашел окровавленные полоски ткани в костровой куче. Отец кому-то помогал. Не из деревни. Лечил — а кого, Тео так и не дознался. И кто-то рассказал отцу нечто, из-за чего Лазар передумал брать Тео на Сычий перевал. И сам не пошел.
Почему?
Теперь Теодор идет сюда без отца. Сам.
Вот как.
Ночь наплывала — звездная, сырая, тревожная. Земля чавкала под сапогами, и Теодор то и дело оступался на извилистой тропке. Змеевик замирал, отводил от уха косицы и прислушивался. Они забрались уже высоко, но Тео все оглядывался, высматривая далеко в долине мерцающие огоньки Яломицы.
Вдруг из низины поднялся туман. Наползло большое облако — стремительно, точно вырвавшийся из-под крышки чайника пар, только сырой и холодный. Облако протянуло щупальца к обрыву, помедлило и двинулось прямо на путников.
Змеевик поежился.
— Тео, держись рядом. Скверное дело.
Еще в Полуночи Тео знал, что Вик питал страх перед туманами, но только после Баговых Топей понял почему. В тумане не видно. Ни тебя самого. Ни того, что может скрываться в пелене. Есть ли что-либо более пугающее?
Темногор всхрапывал, и оба парня прижались к коню, двигаясь вместе с ним сквозь плотную серую завесу.
— Ничего не видно. Хоть бы скорее проползло это облако!
Лес пошел иной — деревья изгибались, расступались перед большими валунами. Ближе к вершине гора вспучилась, пошла трещинами, ощетинилась в небо частоколом узких скальных выступов. Между впадинами сгустилась темнота. Тео уж думал предложить подождать, пока туман рассеется, и тут Вик остановился.
— Следы.
На влажной земле темнели углубления.
Вдохнув сырой туман, Тео нагнулся и осмотрел вмятины на земле.
Сомнений быть не могло.
Человеческие следы.
Тео глядел на маленькие выемки, оставленные пальцами, округлую вмятину от пятки. Здесь, на вершине горы, человек ходил босиком. Почему?
Быть может, кто-то решил, что достаточно тепло, чтобы побродить в лесу без обуви? Теодор всмотрелся в обступившие их сумрачные стволы. Этот лес не походит на тот, где можно нежиться на лужайке.
По коже поползли мурашки — медленно, противно.
Вик прошел вперед, осматривая землю. Нагибался, водил пальцами по грязи, что-то бормотал под нос. Жилка на виске Теодора билась точно обезумевшая. «Йонва, Йонва, Йонва, — стучала колотушка в голове. — А вдруг не солгал? Мама…»
Тео привел с собой Вика, и если ошибся… Он подведет друга! Змеевик оглянулся.
— Где Темногор?
Тео тоже оглянулся. Коня не было.
Вик свистнул, и жутко исказившийся звук проглотил туман. Парень сжал рукоять меча и вытянул длинный клинок из ножен. Если прежде Тео не решался высказать мысль об опасности, то этот жест буквально отрезал от них спокойствие.
— Стой здесь.
Вик с мечом наперевес зашагал назад, и через какое-то время до Тео вновь донесся свист, и в тот же миг…
Тео круто развернулся. Глаза расширились, впились в крутой поворот, за которым сгустился туман.
Он не ослышался.
«Нет», — сказал себе.
Впустую. Сердце решило за него.
«Стой!»
Ноги сами понесли вперед. Утопая в грязи, вытаскивая сапоги и увязая вновь, Теодор ринулся вперед по тропе — и глаза шарили меж деревьев, пытались отыскать источник звука в клочьях тумана. Он расставил руки, растопырив пальцы, словно хотел поймать снова то, что услышал.
Крик.
Откуда-то кричали. Может, ослышался?
«Топи! — закричал голос в голове. — Топи! Ты ошибся, Теодор. Вспомни Топи!!!»
На этот раз не ошибся.
Он слышал.
Голос.
Ее, черт возьми!
Ее!
Тео позабыл обо всем, только на бегу оглянулся, окликнул Вика. Вдали раздался ответный свист, но Вик не появился. Тео выскочил к повороту — дальше тропинка уходила вверх, виднелся просвет ночного неба: среди белесых клочьев мерцали звезды. Вершина горы.
И тут закричали снова.
Совсем близко.
Теодор пошел туда, откуда донесся тихий отзвук, и увидел. Там, слева. Расщелина. Сердце заколотилось как взбесившееся. Тео дышал с трудом. Каждый вздох — боль в ребрах, сердце.
— Ви-и-ик! — снова крикнул Теодор в туман. Но Виктор не отозвался. — Где же ты?
Тео выругался, дрожащей рукой нащупал рукоять ножа и осторожно сошел с тропы, внимательно оглядывая кусты. На одном он заметил обломанные ветки. Кто-то проходил здесь, и совсем недавно! Вверху над скалой проплывал туман — от дыхания леса ветви гнулись и колыхались, точно волосы утопленника на дне реки. В десяти шагах от дорожки обозначилось черное отверстие между камней, точно скала набрала полный рот мрака.
Тео уставился на провал. Там? Там.
Там-там-там, стучало сердце, и Тео обернулся на стену тумана и деревьев. Никого. Сглотнул комок в горле и подошел ближе.
Всмотрелся в темноту. Ничего не видно.
Тео нащупал в кармане отсыревший коробок. Отшагнув в сторону, поднял сосновую ветку посуше и, постоянно оглядываясь, принялся чиркать спичками. Пальцы не слушались. Туман плыл и плыл. Деревья толпились за спиной, смотрели черными листьями в затылок. Наконец по сухой коре пробежали искры, ветка задымила и загорелась. Тео выставил ее перед собой и, зажав в другой руке нож, на подгибающихся ногах двинулся к провалу.
