— Вы сражались вместе годами. Хоронили своих напарников. Неужели вы сейчас перессоритесь? Это все он, Белый Слепец. Он же… Война.
Урсу сдвинул косматые брови, сплюнул.
— И что прикажешь делать, юнец, а? Чесать языком-то горазд. А делать что будем?
— Вик, — обратился к другу Теодор. — Ты знаешь. Иного пути нет. Мы еще можем успеть! И пошлите за этим Пегим Псом. Кто это вообще?
Урсу усмехнулся.
— Ого, молодой господин, тебе указывает простой мальчишка? Где ты его откопал-то, этого нечесаного, который так всем указывает?
— Он мой сын.
Голос Вангели прозвучал словно лязг стали. Урсу зыркнул на него и прикусил язык. А Теодору показалось, что его ударили обухом по голове. Сердце дернулось и взлетело в самую глотку. «Он мой сын».
— Тео прав, — хмуро отозвался Вик. — У нас нет выхода.
И Змеевик, призвав всех к молчанию, начал рассказывать.
О Макабре. О том, как они отправились в Полночь. Переглянувшись с Теодором, он пропустил то, что именно они вызволили Йонву: теперь все выглядело так, будто предатель сам затесался к ним в команду, а потом проник в этот мир. Если бы Охотники узнали, что Вик с Тео и компанией выпустили Йонву, от них бы и пепла не осталось…
— Значит, — сплюнул Урсу, — ты и твоя компания — те, кто может вернуть эту гадость обратно? Я правильно понял?
— Да.
— Если это так — помоги вам Господь найти эту самую… — он громко фыркнул, — Любовь. Иначе, молодой господин, я не посмотрю, что ты тут Господарь. Шкуру с тебя сдеру. И людскую, и змеиную. Понял?
Решительно кивнув, Урсу развернулся к Охотникам.
— Слушайте все меня! Я пошлю гонца в Венгрию и Молдавию, будем просить Пегого Пса и Штефана чел Маре о помощи. Если Бог нас услышит, Охотники присоединятся к нам. А нет… готовьтесь к худшему. Пока же мы сделаем все, чтобы эти, — он обвел рукой Змеевика, Тео и девушек, — нашли свой чертов Алтарь.
— А не сочинили они это все? Звучит как сказка… — с сомнением проговорил один из Охотников.
В этот же миг у его глотки сверкнул нож и остановился в каком-то миллиметре от кожи.
— Я тебе сейчас кое-что кое-куда засуну, — прорычала Шныряла. — И ты поймешь значение слова «сказка».
— Понял, молчу, — сглотнул Охотник.
Глава 19
О Червовом Короле
Теодор никак не мог заснуть. Санда весь день пролежала, спрятав голову под одеялом, а Тео слушал ее мерное дыхание и думал, спит она или же просто не хочет ни с кем говорить, погруженная в свои мысли? Быть может, он должен радоваться, что тот, кто его ненавидел, сгинул? Но, черт возьми, Теодору было лишь хуже. Раду… всегда ли был он таким или же это Йонва свел его с ума во время путешествия в Полночь? Ведь в турах Макабра Ворона казался Теодору дружелюбным, а потом… что-то в нем резко изменилось, и в конце концов Раду решился на предательство.
Да и Теодор изменился, стал другим человеком.
Тот, прежний, пожалуй, затаил бы удовлетворение: враг получил по заслугам. Но после случая с Телу Тео стал сомневаться. Кто враг, а кто друг? И может ли первый стать вторым? Когда-то он был уверен, что нет. Но теперь…
Санда, бедная Санда… Теодор знал, каково это — терять друзей. Даже если Раду ее разочаровал, она ведь продолжала считать его другом.
А может, кем-то больше?
Тео и Санда, бывало, сидели так близко друг к другу, и девушка позволяла прикасаться к себе, чтобы помочь слезть с лошади, или во время тренировок, но все же — это было не то…
Тео смотрел в небо, которое мало-помалу начало темнеть. Вот загорелась первая звездочка. Рядом — вторая. Вдруг над лесом что-то вспыхнуло. На темнеющем полотне неба появился оранжевый яркий шар, который буквально прошивал горизонт, оставляя за собой огненный след. Теодор подскочил.
Звезда пронеслась по небу в направлении города и ухнула за ели.
Тео среагировал мгновенно: выбежал на тропу и увидел, что звезда упала в Старом городе, раскинувшемся прямо под Тымпой. Он ринулся, прорываясь через колючие кустарники, к уступу — внизу, на пологих спусках, разрезали зеленые кущи просветы улочек и дома с красными черепичными крышами. Теодор крякнул. Огненный след, оставшийся после падучей звезды, обрывался над площадью, рядом с которой… Тео прищурил глаза: кажется, там белела какая-то церквушка…
Кладбище рядом с церковью? Может ли это быть оно?
«Значит, третья гробница там! И мы опаздываем, потому как стражу гробницы пришлось сбросить еще одну звезду! А что, если и страж прекратит звать, и раскол сомкнется? Нельзя терять времени!»
Теодор метнулся назад к лагерю, разыскал Вика и быстро объяснил ему, в чем дело.
Вик прищурился.
— Стало быть, решено: отправляемся в третью гробницу! Я созову Охотников, чтобы они нас сопровождали. Если Йонва решил устроить засаду, мы одни не справимся.
Они спустились в город пешком. Шныряла обернулась собакой, а перекидышам покрупнее пришлось идти в человеческом обличье — вряд ли кто обрадуется, увидев под окном медведя! Наконец добрались до той самой церкви, на которую указывал Теодор.
— Церковь Святого Николая, — пробормотал Вик, когда они остановились в тени перед красивым старинным зданием: белая церковь поднималась узкими башенками, крытыми темной черепицей. Башенки венчали шпили с золочеными крестами. Территория была обнесена кирпичной стеной.
— Мы проверили, — доложил один из Охотников. — Там вроде все чисто.
— Ну, пошли.
Несколько Охотников остались снаружи, а еще несколько и игроки Макабра один за другим перемахнули через забор. Тео спрыгнул и распрямился: он стоял на церковном кладбище, совсем маленьком, но сплошь усеянном каменными крестами. Тео быстро оглянулся и рванулся к высокому серому надгробию, увенчанному крестом. Камень наискось пересекала трещина: удар расколол даже стоящие рядом каменные чаши с цветами, и стебли стояли черные.
— Вот она!
Тео махнул рукой друзьям. Охотники рассредоточились по периметру, осматриваясь: пока что все было тихо и спокойно. Может, у Йонвы сейчас действительно не осталось нелюдимцев и он ждет, когда вернутся те, кого он уничтожил в тюрьмах, — ждет эту армию? Кто знает…
Тео шепнул заветное слово, и могила начала раздвигаться, открывая широкий проход вниз. Переглянувшись с друзьями, Тео взял зажженный факел и шагнул в могилу первым.
Они брели по темным сырым коридорам, и Тео думал, до чего же этот лабиринт похож на тот, в котором они очутились, когда вышли из Двери в Полночь! От этого становилось жутко. Факелы выхватывали многочисленные надписи, и вдруг Тео запнулся: он осветил знакомую уже фразу, выцарапанную чьими-то ногтями в чуть влажной коричневой стене: «Amor vincit omnia».
