О чем он?
Теодор был без понятия. Третья гробница — последняя. Если он пройдет испытание, то узнает, где Алтарь. Тео поднялся на ноги и уставился в сплетения угольно-черных ветвей, слушая ночное беззвучие. Из-за него Король Червей не пустил его друзей. Из-за него! Он посчитал Теодора нелюдимцем, увидев тень. Но Тео не такой.
«Я не хочу быть чудовищем, — признался Теодор. — Я не чудовище. И не стану им. Я лучше умру, чем превращусь в нелюдимца».
Выпрямив спину, он зашагал к Старому городу.
«Я пойду в эту могилу один».
Уже перевалило за полночь. Теодор ускользнул от Охотников — еще неизвестно, кто страшнее — нелюдимцы или же Охотники, если увидят скользящую за ним тень.
Церковь Святого Николая, белая и светящаяся в ночи, упиралась в ночное небо, грозя проколоть шпилем звездную мантию. Теодор нашел могилу, открыл ее и спустился в лабиринт. Внимательно выискивая метки, оставленные командой, Теодор быстро обнаружил тот самый поворот. К этому моменту он весь вспотел: идти одному по извилистым, гулким коридорам лабиринта было страшно, но больше всего пугала темнота, сгущающаяся за спиной. Теодор то и дело оглядывался, впивался глазами во мрак. Все казалось, вот-вот из вековечной мглы выступит высокая темная фигура…
Наконец он оказался перед тем самым зеркалом. Ярко-оранжевое пламя факела отражалось в черном глянце, скользя по стеклу и рассыпаясь тысячей искр и бликов, в свете которых Тео видел свое лицо — бледное, вытянутое. Брови сдвинуты на переносице, губы решительно сжаты. В глазах горит упрямство — то самое, что не удавалось переломить еще никому.
Тео провел ладонью по стеклянной поверхности.
Пусто. Мертво.
Может, Король ушел?
Но ведь он так никого и не впустил в усыпальницу… А значит, будет вынужден ждать до тех пор, пока не придет кто-то другой. Теодор решился.
— Эй! Я пришел снова… Послушайте…
Тишина окутала, затыкая ватой уши. Кровь прилила к голове и застучала молоточками в висках. Тео обернулся: позади собиралась темнота, а он стоял в пустом коридоре глубоко под землей, и никто не знал, что он здесь…
«Ты сможешь, Ливиану. У тебя получится. Вспомни, что говорил Кобзарь!»
Воспоминание о том, что в нем нуждается друг, придало Тео уверенности. Он вновь обратился к зеркалу:
— Я не знаю, слышите вы меня или нет. Надеюсь, что вы уже остыли и можете меня спокойно выслушать. Я не нелюдимец.
Тео запнулся, пытаясь подобрать слова. И рассказал свою историю: как ввязался в Макабр, путешествовал в Полуночи, боролся с тенью и победил ее. Зеркало оставалось пустым, ни промелька фигуры или света, но Тео упрямо говорил и говорил — убеждал скорее себя, а не Короля, если тот действительно прятался во мгле стекла. Затем Теодор дошел до рассказа о Йонве и том, что нелюдимец, служащий Войне, убил его мать. Помолчал и снова продолжил:
— Я не хочу быть героем. Становиться этим самым Последним Влюбленным, как желали бы другие. Не знаю, что мне это даст. Я просто… просто хочу победить Йонву…
Теодор гулко сглотнул и поднялся на ноги, стряхнул пыль с колен. Тишина. Нигде никого.
— Может, я вовсе не тот, кого вы ждали. Но ведь никто другой не пришел. Пришел я, и я хочу открыть Алтарь. Если нужно пройти испытание, я пройду его. Что бы это ни было. Можете выставить против меня чудище, мне без разницы. Хуже, чем тень, в моей жизни уже ничего не будет.
Тео поднял факел повыше. Посмотрел на лицо в обрамлении длинных волос, на уродливый крест на щеке, поискал в этом лице хоть что-то от Кристиана Вангели — улыбчивого, светлого мальчишки, которым он был много лет назад. Умер ли Кристиан в нем? Или жив?
Тео прищурился, и на миг ему почудился промельк знакомого выражения в лице: его карие глаза посветлели до янтарного цвета, как у совы. Он попытался придать своему лицу дружелюбное выражение, прогнав грусть и озабоченность. «Твоя поляна, Теодор, скрыта в самой глубине дремучего, холодного, мрачного леса».
И Тео увидел. На миг из-под черной маски выглянул мальчишка. Тот самый, которого Тео все еще не потерял — мальчик, способный любить свою маму, дарить отцу открытку на день рождения, висеть у него на шее, играть с соседской девочкой… Этот мальчишка по-прежнему жил где-то в глубине его сердца.
Тео не видел его множество лет.
Не знал, что хранит в себе Кристиана.
«…но я искал ее в тебе и увидел, Теодор Ливиану. Увидь же ее и ты».
И Тео увидел.
В тишине раздался трагический вздох.
Теодор так пристально смотрел на свое отражение, что не заметил — в зеркале проступили очертания тяжелых гардин, а в левом крайнем углу, прислонившись к косяку, стоял Червовый Король. Мужчина, по-видимому, давно наблюдал за Теодором. Он скрестил руки на груди и внимательно смотрел — так, что Тео на миг потерял самообладание.
Король все слышал?
В зеркале зажегся свет. Король медленно двинулся на середину, встал перед Теодором.
— Хорошо, — тихо проговорил Король. — Но я скажу тебе одну вещь. Тебе не избавиться от тени просто так. Она пойдет с тобой и дальше. Чтобы стать Последним Влюбленным, открыть Алтарь, тебе придется потерять часть себя. — Это звучало пугающе, и Король, по-видимому, не решался озвучить всю правду. — Когда душа слишком долго пробыла во мраке, вырвать ее можно, лишь совершив невозможное.
— Я сражался с гигантской волчицей! — выпалил Тео. — Я побывал в мире Смерти, прошел через леса, населенные тварями, через Кровавые топи, спасся из Ноктумгарда! Я и так совершил много невозможного!
— Но не все, — невозмутимо продолжал Король. — Еще нет.
«Он хочет, чтобы я снова с кем-то сразился? Я чего только не натерпелся! Мне уже на все плевать».
— Ты не прошел самый темный лес в своей жизни, Теодор Ливиану. Свой собственный.
Тео тяжело задышал.
— Ну вот, ты хмуришься и думаешь уйти?
— Нет, — отрезал Теодор. — Нет. Я согласен.
Король развел руками и хлопнул в ладоши:
— Твое задание таково. Ты войдешь в этот зал и встретишь там кое-кого. И ты должен отгадать, кто же он на самом деле. Готов?
Теодор подобрался, коснулся пальцами рукоятей ножей.
— Готов.
— Что ж… тогда добро пожаловать в третью гробницу!
Король отступил, и гардины разъехались в стороны, открывая зал. Теодор проморгался и с удивлением обнаружил, что стекло исчезло, а он глядит в проход.
Рама еще качалась, вероятно, подвешенная на крюке, и Тео не без боязни переступил через нее, вскарабкиваясь внутрь зеркала. Оглянувшись, он приметил над входом в зал надпись — она шла полукругом, будто вывеска над лавкой: «Зал перемен».
«Что бы это значило?»
