Губы Санды скользнули чуть правее, Тео приоткрыл рот и попытался ответить, перехватив нижнюю губу девушки, но это прикосновение вышло ужасно неловким.
Он снова вспомнил, что вместо губ у него вареники.
— Что? — послышался голос Санды. — Что такое, Тео? Что-то не так?
Близость девушки, ее рука на сердце, отчаянное, безумное сердцебиение — все нахлынуло такой волной жара, смешанного с желанием, смущением и стыдом, что голос сел, из губ вырвался сип. Откашлявшись, Тео прошептал:
— Я… не знаю… кажется, у меня ничего не получается.
— Ты когда-нибудь целовался?
Кровь прилила к щекам. Было стыдно признаваться: ведь ему уже шестнадцать, черт возьми. Но о каких девушках могла идти речь, если он рос с Лазаром и Марией в глухом лесу? Конечно, когда он бродил по улицам городка, заглядывал в окна, видел там девушек, тайком наблюдал за ними, но не мог даже подумать, чтобы подойти к какой-то из них… Заговорить… На него бы посмотрели как на умалишенного.
Потому Тео не подходил. Бродил по лесам с Севером, в одиночестве. И девушку никогда даже за руку не держал.
— Ну… — Голос предательски сорвался. — Извини.
Санда провела ладонью по свитеру, и Теодору почудилось: еще чуть-чуть, и он не выдержит. Упасть в обморок из-за поцелуя. Так держать, Ливиану! Пальцы Санды коснулись его шеи, прокрались выше. Тео гулко сглотнул. Наконец девушка отодвинулась и посмотрела ему в лицо. Щеки ее горели, глаза полыхали упрямством. Вдруг пальцы нащупали то самое, чего Теодор больше всего стыдился, и он мелко задрожал.
Санда провела подушечкой пальца по очертаниям креста, спустилась ниже и дотронулась до губ.
Тео прикрыл глаза.
Никто не касался его так.
Еще никогда.
По спине прокатилась дрожь, отдаваясь в самую глубину живота. Теодор вновь ощутил влажное прикосновение, дыхание девушки скользнуло по щеке.
— Просто повторяй за мной.
И Тео послушался.
Когда Теодор подходил к лошадям, его ноги заплетались. Перед глазами все плыло, сердце колотилось, спине было холодно от высыхающего пота: ощущение, словно он переборщил с яблочным вином. Услышав шаги, лошади забеспокоились, стали бить копытами и мотать головами.
— Т-ш-ш…
Тео хотел уцепиться за луку седла, но конь, на котором он ехал до Брашова, фыркнул и отступил. «Соберись, Ливиану! Сейчас не время для того, чтобы превращаться в тающего снеговика!» Мысленно дав себе пощечину, Тео отвязал лошадь и потянул за собой. Животное, по-видимому, его боялось.
Тео оглянулся. Только не это…
Ему почудилось, будто между ветвями колышется что-то темное.
Конь тряхнул головой и тихо заржал.
— А ну тише! Погоди! Тсс!
И вдруг позади раздался холодный голос:
— Стой.
Волна паники окатила Тео с головы до ног. Он медленно повернулся. Под сосной стоял Вангели и, прищурившись, смотрел злыми черными глазами. Теодор крепко сжал луку, чтобы лошадь не вырвалась. Животное тревожно всхрапнуло.
— Тебя искали.
— Я знаю.
— Где ты был?
Вангели сложил руки на груди. Тео нервно сглотнул, пытаясь собраться с мыслями. Что делать? Мэр чуть двинул рукой, в белых пальцах что-то блеснуло. Револьвер!
— Я был в третьей могиле, — глухо ответил Тео.
Александру Вангели перевел взгляд на лошадь, оторвался от сосны и сделал пару шагов навстречу. Теодор попятился, конь же уперся, мотнул головой и протестующе заржал. Вангели приближался, продолжая сверлить Теодора взглядом.
— Не подходите.
В руке Теодора блеснул нож. Вангели сжал губы, приподнял острый подбородок. На его груди сверкнул серебряный крест, выскользнув из-за ворота пальто.
— Убьешь меня?
В голосе, казалось, ни одной эмоции.
— А вы меня?
Голос Теодора дрогнул, когда он это говорил.
Вангели.
Вновь картинки зарябили, наслаиваясь одна на другую. Он убил Лизу, его тетю-нежительницу. Уничтожал кладбищенских обитателей. Он садист. Ведь так говорили все. Но в то же время… При взгляде на Вангели в памяти Теодора всплывали картины его детства. В нос ударял щекочущий запах одеколона. Терпкий. Холодный. Строгий. Но родной. И перед глазами стояла улыбка отца, от которой что-то екало в груди. Та самая улыбка, которую Вангели отдал Смерть-Двери, заплатив за проход воспоминанием. Улыбка, которую Вангели подарил ему и вошедшей вслед за мальчиком матери.
Кто же Александру Вангели для Теодора теперь? Кто?
Теодор попятился, а мэр двинулся следом, не сводя с него глаз. Револьвер он по-прежнему прикрывал второй рукой, но Тео-то уже заметил блеск ствола.
— Ты странно ведешь себя последнее время.
В холодном голосе скользнуло что-то сродни беспокойству. Или грусти? Вангели надвигался.
— Я следил за тобой. Что-то происходит.
Вангели сдвинул брови, продолжая шелестеть лакированными ботинками в густой траве. И от шелеста шагающего к нему отца у Теодора внутри все сжалось. Кажется, он понял, что сейчас будет…
— Кристиан.
— Я не Кристиан, — выплюнул Теодор.
Он уставился на отца со всей свирепостью. Ярость всколыхнулась за спиной, тень, отступившая при поцелуе с Сандой, вдруг почувствовала гнев Теодора — впервые за все это время такой явственный, четкий, пылкий.
— Я — Теодор. Ясно? Я не знаю, почему вы спасли мне жизнь, но что бы вы ни думали: я не Кристиан. Я другой. Понимаете? Того Кристиана, которого вы знали. Может, любили. — Голос Тео дрогнул, и горло сжало от нахлынувших слез. — Его нет. Он умер в тот день, когда случился пожар. Теперь я другой человек. И быть может, вовсе вам чужой.
Вангели остановился. Тонкие губы искривились, будто Теодор задел рану, — и в свете кометы, падающем на лицо мужчины, было видно, как бьется жилка на лбу.
— Это правда? — глухо спросил Вангели.
— Что — правда?
— Тень.
Тео тяжело задышал.
— Я видел ее. Думал, того белого нелюдимца, который погиб. Но он, скорее всего, не вернется: еще до конца не обратился, ни на кого не напал. Если такого пристрелить сразу, до того, как он совершит первое убийство, нежитель не вернется… Но это был не он.
Вангели вскинул револьвер и наставил дуло на Теодора.
— Это был ты.
Миг — и Теодор метнул нож. Мэр отшатнулся, а Тео вскочил на коня, пришпорил его, и тот, истошно заржав и приподнявшись на задних ногах, рванулся вперед.
Вангели что-то крикнул.
Тео вылетел на тропу. В висках судорожно билась мысль: «Я бы убил его. Я бы убил его. Я бы убил…» Казалось, еще чуть-чуть, и раздастся свист пули, Тео ощутит жгучий укус в спину — такую беззащитную, открытую для Вангели. И в следующий миг упадет с лошади, скатится в траву и будет лежать, глядя на звезды, и смотреть, как угасает небо. Вангели может попасть в глаз кролика, бегущего на другом холме, говорила Шныряла. Попасть в спину улепетывающего беглеца для мэра проще простого.
