Теодора аж затрясло, когда он услышал про Белого Слепца.
— Да плевать мне на Слепца, слышишь? Жрать хочу. Он, конечно, молодец. Значит, детенышей — к нему на стол, да? А я что, псина, его объедками кормиться? А? Давай сожрем по-тихому, никто и не заметит. А, Косой?
И нелюдимцы принялись лаяться, но Теодор взял себя в руки. Уж верно говорил Змеевик: не подобны они людям. Лишь образ былых людей, раз опустились до того, чтобы заниматься людоедством. А уж как говорят… И Теодор, кажется, понял, в чем промах.
Он собрался с духом и, вытащив нож, ткнул в сторону нелюдимцев. Те так и зашипели.
— Эй вы, пасти свои поганые заткните! — прохрипел Тео, стараясь говорить как можно грубее. — Разгавкались тут. Оглохли, что ли? Я вам что сказал? Хочу Белому Слепцу служить. Я — один из вас!
— С какого это ты один из нас? — проревел Косой, но вновь принюхался.
— Сказал, стригой, значит, стригой. Или уши тебе прочистить, харя ты мерзкая?
Косой заклекотал и плюнул в Теодора. Тео тоже набрал слюны и послал плевок точно в грудь стригоя. Нелюдимцы хором зашипели, но в их блестящих, как пуговицы, глазенках скользнуло сомнение.
— Я от самого Брашова за вами топал, зря, что ли? Сами вы крысеныши, я вам на подмогу иду, а вы тут зубами щелкаете, как псины помойные!
Тео вновь сплюнул. Кажется, он вошел во вкус.
— На подмогу, говориш-ш-шь…
— Слепец с-сказал, к рассвету подойдет партия, помниш-шь, Жила?
— Да, что-то такое говорил… дак это не партия, это один. Ты совсем тю-тю, считать не умеешь? То за четверых этого вшиваря принял, теперь партией считаешь. Сдурел?
— Хватит, — рявкнул Теодор. — Пропустите. Не то сам пройду.
— Пройдешь? Как пройдешь, крысеныш?
— Так.
И Теодор окунулся в холодное, темное море. Он был уже не здесь — он крался между деревьев к пятачку перед каменными воротами, где стоял высокий юноша в черном, измазанный грязью и кровью, а почти вплотную к нему придвинулись две омерзительные твари в обносках.
Тень шла к нему, едва касаясь пальцами ног земли. Скользила сгустком ненависти, могильной тишины, ужаса. Нелюдимцы подняли головы, потянули носом и, увидев тень, заклекотали и зашипели.
— A-а, тень, его тень, гляди…
Сгусток мрака застыл на кромке деревьев, по правую руку от Теодора.
— Задумаешь меня сожрать, — рыкнул Тео, — я твою пасть наизнанку выверну, понял?
Косой скривился.
— Да пошли, коли вправду стригой. И нож свой убери поганый. Давай, топай с нами.
И втроем, сопровождаемые тенями, они двинулись внутрь крепости. По булыжной мостовой поднялись выше и зашагали мимо церкви… Теодор заскрежетал зубами, стремительно отдаляясь от Алтаря.
— Хор-рошо, — пророкотал Косой, — мы тебя к Цепеню отведем, он определит куда-нибудь на пост. У нас тут заварушка будет. Слышал, да?
Теодора обдало волной ужаса. К Цепеню?! Что? Он ведь убил его… Хотя… тень-то не уничтожил. Значит, Цепеняг вернулся. «Черт! Если цыган меня увидит, точно узнает. И мне несдобровать. Черт возьми, что делать-то?»
Они прошествовали мимо нескольких нелюдимцев — те, видимо, уже распределились по всей крепости. На каждом углу маячили оборванные фигуры, тут и там в переулках Тео примечал косматые головы. Нигде не скрыться. Да, не придумай он этот ход с переодеванием, его бы тут в два счета слопали.
— Как звать тебя, салага?
Тео судорожно кашлянул. «Теодор Ливиану» явно не то, что они хотят услышать. А что, если… Юноша даже хмыкнул про себя, хоть ситуация складывалась и несмешная. И все же… Кобзарь был бы доволен!
— Я Слизень.
— Чего?
— Мокричный Слизень.
— А… странное имечко, — проворчал шагающий рядом нелюдимец. — Но лады. Я Косой, а это…
— Жила, понял уже, — рявкнул Теодор, и еще никогда его голос не звучал так грубо.
Стригои переругивались всю дорогу. Тео пару раз обернулся: колокольня осталась далеко позади. А где-то впереди Цепеняг, к которому его ведут… Что делать-то?
Тео вновь поглядел вперед, и вдруг его взгляд выцепил на стене лампу. Идея! Он быстро оглянулся: брели пустынным темным проулком. Кажется, никого. Сейчас или будет поздно…
— Да! — гаркнул Косой. — Задолбался я с этим Слепцом! То ему одно, то другое, а жрать когда? С самого вечера стоим на этих долбаных вратах, чтоб их к чертям разнесло. Ты небось нажравшийся, да, Слизень? А тут, в этой крепости, и перехватить нечего. Но людей трогать не дает, говорит, заметят. А ночью стоять на страже? А кое-кому и днем. Каково, а, Жила?
— Да ты зубами не клацай при нем, а ну как дружок новый чего расскажет Цепеню? А? Хлопот не оберешься. Слышь, Слизень, ты там помалкивай, понял? А не то я твой язык слизневый-то и подкорочу, скумекал, крысеныш?
«Пора!»
Когда они оказались прямо напротив лампы, висящей над аркой, Теодор позвал свою тень. На миг он оказался в дымном, невесомом теле и кинулся вперед, но вдруг словно в болоте увяз: тень не подчинялась.
«Лампу, сейчас же, я сказал!!!»
Тень топталась на месте, боясь дотронуться до огня. На загривке Тео зашевелились волосы: стригои сейчас минуют это место! «Быстро!» Ярость всколыхнулась в нем так сильно, что он вновь овладел тенью на несколько мгновений — и этих мгновений хватило, чтобы он отдал приказ выкинуть руку и схватить лампу.
Тень издала долгий, пронзительный вопль.
— Чё орешь, гнида? — рявкнул Косой, развернувшись к Теодору, но тень уже схватила лампу, разбила стекло и швырнула прямо через головы нелюдимцев в руки Теодору. Перехватив светильник, Тео ткнул им в рожи нелюдимцев. Привыкшие к мраку, стригои отпрянули, закрываясь руками, и в этот момент Тео метнул нож в Жилу. Низкий лысый нелюдимец согнулся, схватившись за воткнувшееся в живот лезвие, и с визгом повалился наземь.
В следующий миг Косой сбил с ног Теодора.
— Ты что, подлюга, творишь, мать твою!..
Тео вскрикнул от боли, когда когти стригоя вспороли ткань на его бедре, попытался сбросить нелюдимца. Наконец, размахнувшись, он грохнул фонарем по косматой башке, и стригой захрипел, осыпая его проклятиями.
— Сволочь ты паршивая… Я тебе сейчас все кишки выпущу, уши отрублю, внутренности твои выжру, крысеныш…
Лицо обдавало могильным дыханием, ногу нестерпимо жгло — нелюдимец впился когтями в мясо, и на миг перед глазами обезумевшего от боли Тео пронеслось что-то черное.
«Сюда, — взмолился Теодор, — сюда… давай же».
Он обрушил весь свой гнев на Косого. Он был в теле тени, приближался со спины к нелюдимцу…
И в это мгновение тень протянула руки.
