– Не надо, обер-лейтенант, – спокойно сказал оберст. – К чему это все? У вас всегда есть возможность снять напряжение. Возьмите автомат и отправляйтесь с очередной группой за лес к оврагу. Я понимаю, что у вас тут свои порядки, но прошу вас в присутствии старшего по званию вести себя подобающе.
Обер-лейтенант хмыкнул и отошел. Соколову пришлось самому подниматься с пола. Это заняло у него минуты две. Когда он наконец встал и посмотрел на оберста, тот удовлетворенно кивнул и задал свой последний вопрос.
– Вам понятно?
– Я понял смысл ваших слов, – ответил Алексей. Хотя дышалось тяжело и говорить было трудновато, он старался произносить слова четко. – Но я не понял, откуда у вас появилось право распоряжаться на моей земле, в моей стране. Вас кто-то сюда звал? И не спешите называть себя победителями. Много вас таких приходило. Только вспомните историю, вспомните, чем все это кончалось для них.
– Глупый мальчик, – покачал головой немец. – В вашей голове очень много от приключенческих романов. И очень мало в вашей голове ума и взрослого понимания положения вещей. Подойдите к столу.
Соколов сделал несколько неуверенных шагов, понял, что идти может без риска снова растянуться на полу. На столе была расстелена немецкая среднемасштабная карта. Алексею сразу бросилось в глаза название города в центре карты Smolensk. Судя по значкам, Красная Армия еще удерживала город.
– Смотрите, я вам покажу то, чего не знают многие ваши старшие офицеры, – заговорил возбужденно немец. – Вы не захотели признавать в нас победителей и нашего права быть хозяевами. Так смотрите, вашей армии больше нет. Она в основном уничтожена, а те части, что еще сопротивляются, будут уничтожены в самое ближайшее время. Еще две-три операции с охватами, и остатки вашей армии будут бессмысленно погибать в котлах. Вот Смоленск. Город-крепость, который еще Наполеон называл ключом к Москве. Две наши танковые дивизии уже вышли севернее Смоленска в район Ярцево, вот сюда. Вы офицер, вы умеете читать карту. А вот здесь части моторизованной дивизии заняли сегодня утром Демидов к югу от Смоленска. И в южной части Смоленска уже наши солдаты. Вопрос всего нескольких дней. И остатки вашей армии будут окружены в Смоленске. И дорога на Москву будет открыта. Понимаете? Нет там больше у вас боеспособных частей, чтобы остановить наши танковые ударные группы.
– Это вам Наполеон рассказал про то, что Смоленск – ключ к Москве? – спросил Соколов, понимая, что немецкий офицер говорит правду об угрожающем положении на фронте.
– Я ценю ваше самообладание, – кивнул подполковник и откинулся на спинку кресла. – Вы даже пытаетесь шутить. Я понял вас. Вы намекаете на то, что Наполеон в итоге проиграл войну и вынужден был с позором бежать. Не утруждайтесь. Сейчас все намного серьезнее. Тогда, в 1812 году, вы сумели сохранить армию, сейчас вам это не удалось.
– Тогда мы сумеем с честью умереть, но не сдадимся, – гордо заявил Соколов и отошел от стола, чтобы больше не видеть карты.
– Опять глупость, опять наивная глупость мальчишки, – махнул рукой немец. – Я вам предлагаю несравненно больше, чем гордую, но бессмысленную смерть. Я вам предлагаю жизнь, славу, награды, высокое жалованье и покой после войны, который вы, несомненно, заслуживаете. Можете писать мемуары, можете рассказывать детям о своих подвигах, можете наслаждаться жизнью с молодой женой. Но самое главное, я вам предлагаю жизнь. Подумайте, ведь вам всего… 21 год.
– Что? – Соколов опешил от услышанного.
– Вот, вам уже интересно, – с иронией улыбнулся оберст. – Я вам предлагаю службу Рейху. Вы соглашаетесь подготовить и возглавить танковый взвод, созданный из ваших соотечественников и вооруженный вашими же танками, которые мы заботливо для вас соберем. Вы получаете звание обер-лейтенанта с соответствующим окладом и сражаетесь в рядах вермахта. Не переживайте, война кончится еще до первых морозов.
– Вы… – Соколов поперхнулся, вытаращив глаза на немца. – И вы можете мне такое предлагать?
– Я не стану требовать от вас немедленного ответа, – строго сказал подполковник. – Я не буду больше вас уговаривать. У нас хватит танкистов и без вас. Вы мне симпатичны, поэтому я вам и предложил жизнь. Вас сейчас уведут, но, прежде чем вы попадете опять к своим товарищам, будет немножко убедительных доводов. И тогда вы все решите для себя сами. Доживете вы до утра или не доживете. Уведите его.
У Алексея шумело в ушах не столько от ударов по голове, сколько от услышанного. Неужели все так на самом деле плохо на фронтах? Обер-лейтенант вывел его, держа за локоть, на улицу, подозвал двоих солдат, и те посадили пленного танкиста в кузов машины. Пока они тряслись по ухабам, Соколов успел многое передумать. Думал он и о том, что этот оберст откровенно мог врать. А может, и правда все так плохо. Но только не может быть, чтобы не осталось нашей армии. Есть, обязательно есть. Да если нужно, командование пришлет дивизии из Сибири, из Средней Азии, с Дальнего Востока, хотя это и долго. А сколько в стране военных училищ, военных школ, школ младшего комсостава. И это вам не запасники, которые когда-то один раз держали винтовку в руке и знали, как выглядит граната. Это уже хорошо подготовленные подразделения. Да если все это собрать в один кулак, от всех этих «хозяев» только перья полетят в разные стороны.
От таких мыслей настроение ненадолго улучшилось. Но когда машина остановилась и Соколова заставили выйти, он понял, что пришел конец. Машина стояла на краю небольшого оврага, а в овраге валялись в самых разных позах трупы расстрелянных людей. Много, десятка три или четыре. Все они были раздеты до нательного белья, на белой материи хорошо были видны кровавые пятна. Над оврагом летали вороны, садились на трупы и клевали.
Две собаки, увидев людей, бросились бежать из оврага наверх. Морды у них были подозрительно темные. Наверное, от крови. А на краю оврага сидели двое угрюмых, смирившихся со своей участью мужиков в обмотках и гимнастерках, с которых с мясом были содраны петлицы. Возле них аккуратно стопками было сложено обмундирование. Почти все с командирскими знаками отличия. И рядком составлены хромовые офицерские сапоги. Увидев танкиста под конвоем немцев, мужики с готовностью поднялись.
Соколов окаменел от увиденного.
«А вот это вы зря сделали, – подумал он. – Зря меня сюда привезли. Теперь прямо сейчас и здесь расстреливайте. Раньше я вас просто ненавидел, а теперь я вас люто ненавижу. Теперь вы для меня не люди больше. Звери, хуже вон тех собак».
Обер-лейтенант подошел к Соколову, посмотрел презрительно и. кивнув в сторону оврага, сказал по-немецки:
– Смотри и запоминай. Или вот так, или – как эти двое, на задних лапах. В машину его!
Очень хотелось Алексею ответить этому обер-лейтенанту. Но не стоило выдавать знание языка. Хотел бы он видеть его глаза, когда пленный молодой танкист ответит ему на хорошем немецком. И хорошо, что этот обер-лейтенант сейчас не видел глаза пленного русского лейтенанта. Он бы его сразу убил, потому что в глазах Соколова была только ненависть.
