Когда танкистов заперли в сарае, Логунов деловито осмотрелся и заявил:
– Ну тут по сравнению с бараком просто санаторий. Пожрать бы немного, поспать чуток, а потом выломать доску в стене, придушить пару часовых. Одного для дела, второго чисто из удовольствия. И рвануть к нашим.
Сарай был небольшой. Наверное, это в свое время был и не сарай даже, а мастерская хозяина дома. У стены стоял столярный верстак, на стене – следы гвоздей, на которых когда-то висели инструменты, стружка и опилки еще остались на полу. Два самодельных, но сломанных стула лежали в дальнем углу и несколько липовых толстых досок – у стены. А в углу громоздилась большая куча старой соломы. Видно, что на ней уже кто-то лежал, и не один день.
– Кажется, у них тут тюрьма, – показал на солому Бабенко.
– А там что было? – усмехнулся Бочкин, укладываясь на солому. – Общежитие для неженатых командировочных по линии облпотребсоюза?
– Нет, ребята, я не в том смысле, – начал объяснять механик-водитель. – Там в бараках держат общую массу пленных, а здесь только отобранных для каких-то целей.
– Ясно каких, – проворчал Логунов, обходя сарай по периметру и рассматривая стены и потолки. – Шлепнуть нас.
– Если бы хотели шлепнуть, то сюда бы не повели, – возразил Бабенко. – Вы же слышали, они почему-то заинтересовались тем, что мы танкисты. И Алексей Иванович сказал, что в нас признали танкистов, а в нем командира.
– Эх, жалко нашего лейтенанта, – вздохнул Логунов и тоже улегся на солому. – Боевой был командир. Повидал я всяких за свою службу, но вот так, чтобы и молодой, и толковый, не бывает. А Соколов наш как раз такой. Зауважал я его. Жалко, не получилось вместе.
– Подкоп надо сделать, – повернувшись к своему земляку, тихо предложил Бочкин. – Доску вон сломаем, край острый будет, можно попробовать рыть землю…
– Ты видел, что сарай стоит внутри проволочного ограждения, землекоп? – спросил Логунов. – Подкоп, подкоп.
– Скажите, Василий. – Бабенко замялся, нервно теребя в руках пучок соломы. – А вы что, так вот сразу и смирились с гибелью лейтенанта? Уже отчаялись его увидеть, приняли его смерть?
– Да что ты все со своими расспросами? – разозлился сержант и тоже сел, сложив руки на коленях. – Отчаялся, смирился! Смиришься тут. Повязали, как овец, и в сарае держат. А там несколько сотен таких же, как и мы. И ни канонады, ни самолетов. Тишина полная. Лучше бы уж бомбили, что ли.
– Так смирились или нет? – строго спросил Бабенко. – Я просто потому спрашиваю, чтобы на будущее иметь в виду, как вы…
– Слушай, Бабенко, – грубо оборвал его Логунов, но тут же замолчал. И потом добавил уже спокойным рассудительным голосом: – Эх, ребята, вы бы столько войны повидали, сколько я. Думаете, легко терять, когда сердце себе рвешь, когда думаешь, помнишь. И как потом на себя в зеркало смотреть, когда знаешь, что стараешься вычеркнуть из жизни того, с кем спал под одной шинелью, ел из одного котелка. Сердце не железное, оно столько вместить не может. Сгорит в два счета. Не понимаете? Ну и ладно.
– Так смирились? – хмуро осведомился Бабенко.
– Вот чудак-человек, – покачал головой Логунов и тихо засмеялся. – Ладно, скажу вам, что думаю. Ничего с нашим лейтенантом не случится. Приведут его скоро. И с нами пока тоже ничего не случится. Иначе бы не стали выделять из всех, сюда запирать. Я думаю, и жратвы скоро нам дадут.
И тут заскрежетал навесной замок на двери. Танкисты напряглись, но вставать не стали. Дверь распахнулась, и двое немецких солдат поставили у порога четыре котелка. Из котелков хорошо и вкусно пахло, в каждом торчала ложка.
– Ну вот! – усмехнулся Логунов, кивнув на четвертый котелок. – Жив наш лейтенант. Стала бы немчура котелки лишние носить.
– Я предлагаю не есть, отказаться от пищи, – схватив сержанта за рукав, заговорил с жаром Бабенко. – Должен же быть какой-то протест. Если мы не можем сражаться оружием, то хоть так, хоть как-то сопротивляться.
– Вот что, товарищи! – глаза сержанта стали строгими, отчего Бабенко и молчавший уныло Коля Бочкин сразу подобрались и почувствовали себя виноватыми. – Пока нет нашего лейтенанта, я – командир вашего отделения, а вы – члены экипажа моего танка. И мой приказ такой! Жрать и сберегать свою жизнь. Она принадлежит не нам, а Родине. Приказываю выжить, бежать из плена и снова сражаться с врагом! Понятен приказ?
– Так точно, – бойко ответил Бочкин. – Когда это мы сдавались?
– Есть выжить, – задумчиво отозвался Бабенко.
Механик-водитель хотел добавить еще что-то, но тут снова заскрипел засов. Открылась дверь, и в сарай втолкнули Соколова. Экипаж вскочил на ноги и уставился на хмурое задумчивое лицо командира. И только когда захлопнулась дверь сарая и снаружи снова заскрежетал засов, танкисты подошли к лейтенанту.
– Ну что? Где вы были? – спросил первым Логунов. – Что там?
– Может, вы есть хотите, Алексей Иванович? – подошел с котелком в руках Бабенко. – Ребята, дайте командиру перекусить и дух перевести. Имейте совесть.
Соколов посмотрел на своих танкистов, взял из рук Бабенко еще теплый котелок и уселся на старый табурет. Ел он с жадностью, но чувствовалось, что мысли лейтенанта сейчас далеко. Экипаж разобрал свои котелки и тоже стал есть. Наконец ложки заскребли по донышкам. Логунов облизал свою и стал искать, чем бы почистить котелок. Давняя военная привычка содержать имущество в порядке. Хотя сейчас это было и не его имущество.
– Кормежка тут лучше, чем в общем бараке, – сказал он. – С чего бы они так расщедрились? Не нравится мне все это.
– Что не нравится? – хмыкнул Бочкин. – Сам говорил, что надо силы беречь, чтобы в нужный момент сбежать.
– А я и не отказываюсь, – резко бросил сержант. – Пока жрать дают, надо жрать и силы беречь. Так что, товарищ младший лейтенант, что там творится снаружи?
– Идите сюда ближе, ребята, – позвал Алексей. И когда танкисты расселись вокруг, он заговорил тихим голосом, поглядывая на дверь: – Немцы собирают из наших трофейных танков подразделение.
– А зачем? – удивился Бочкин. – Своих не хватает, что ли?
– Балда ты, – шикнул на него Логунов. – Во-первых, наши танки лучше, чем ихние. Особенно «тридцатьчетверки». А во-вторых, они такие потери несут, что вполне может быть, и не хватает. Драка-то какая идет! Не перебивай взводного!
– Да, вы правы, Логунов, – согласился Алексей. – Возможно они преследуют еще и третью цель. Например, провокации с использованием наших танков, которые красноармейцы могут принять за свои. Может, и еще что, я пока не понял. Но дело в том, что меня там сейчас один немецкий офицер пытался сосватать на свою службу. И на наших танках воевать против своих.
– Ничего себе! – пробормотал снова Бочкин и замолчал, испуганно посмотрев на товарищей.
– А вы? – горячо заговорил Логунов. – Послали их «по матушке»?
