Посветив себе фонариком, Руслан убедился, что пол на чердаке усыпан старыми опилками. Это уже хорошо, только бы в опилках не попалось пустой бутылки или сухих палок, которые под ногой могут треснуть.
Он шел первым, за ним Захарченко, замыкал Полына. Возле люка Омаев присел на корточки. Потушив фонарь, он первым делом приложил ухо к крышке люка и долго слушал. Внизу ни звука, и в щель не видно света. Подцепив кинжалом крышку, Омаев подал знак Захарченко и стал приподнимать ее. Как только образовалась щель, Захарченко просунул в нее пальцы и начал медленно приподнимать крышку. Омаев успевал слушать и поглядывать вниз. Наконец удалось без звука открыть люк и поставить крышку сбоку возле стропил.
Но стоило только Омаеву взяться за края люка, как внизу послышались неторопливые шаги. Танкист замер в неудобной позе, стараясь не шевелиться и даже не дышать. Подними сейчас этот человек голову, просто случайно скользни взглядом по потолку, он сразу увидит черную квадратную дыру в потолке. Человек шел. От напряжения у Омаева стало сводить скулы. Кинжал он держал в зубах, чтобы освободить руки для прыжка вниз.
Захарченко в гробовой тишине тряс рукой, показывая Омаеву, что человек под ними один. Надо рисковать. Руслан решил, что бывший милиционер прав. Ждать нельзя, так можно просидеть всю ночь. Он медленно наклонил голову и увидел ноги в солдатских немецких сапогах с широкими голенищами. Немец дошел почти до самого люка и остановился. Чеченец прыгнул…
За те доли секунды, что он находился в полете, пока его ноги не коснулись пола, Руслан успел увидеть, что в коридоре за спиной немца никого нет, что в конце коридора горит свет в каком-то кабинете, куда открыта дверь, и что рядом с чердачным люком тоже есть кабинет, в который дверь закрыта, но там тоже горит свет. Всего, по его предположению, в здании должно было находиться пять-шесть немецких солдат. В том числе унтер-офицер или ефрейтор. И еще один охранник в полуподвальном помещении. Тот, который сторожил пленных танкистов.
Немец опешил, увидев, что перед ним буквально из ниоткуда выросла фигура невысокого черноволосого человека с длинным ножом в зубах. Дальше все произошло молниеносно: нож с неуловимой быстротой перелетел из зубов незнакомца в его руку, быстрый выпад, и широкий клинок прошел между ребрами, пропоров ткань мундира и пробив сердце. Тело еще не успело упасть, Омаев подскочил и, зажав немцу рот, осторожно положил его на пол.
Захарченко уже стоял рядом, бесшумно спрыгнув следом. Омаев приложил ухо к двери крайней комнаты. Там было тихо. Он осторожно стал приоткрывать дверь, боясь, что она скрипнет. Но аккуратные немцы, кажется, смазали в доме все петли. Дверь открылась достаточно, чтобы можно было просунуть голову. Омаев заглянул внутрь и увидел немецкого офицера в одной рубашке, задравшего ноги в бриджах и начищенных сапогах на спинку кресла. Он спал, посапывая. Рядом на полу валялась газета на немецком языке. В пепельнице дымилась сигарета. Больше в комнате никого не было.
Омаев стиснул зубы от злости. Недавно, когда была жива Людмила, он, может быть, еще и не смог бы убить беззащитного или спящего врага. Но теперь, после всех этих потерь, после увиденного за линией фронта, он готов был мстить везде и всегда. Главное, что перед ним враг, этого было достаточно. Несколько тихих шагов, взмах кинжала. И белоснежная сорочка на груди немца окрасилась кровью. Омаев зажимал рот умирающего в агонии человека и осматривал комнату, прислушиваясь к звукам на улице.
Немец затих, Омаев выглянул в коридор, они с Захарченко быстро занесли в кабинет тело убитого солдата. Бывший милиционер покачал головой, видя, как чеченец быстро и ловко расправляется с немцами. Но говорить сейчас вслух не следовало, и они молча пошли вперед, предварительно приняв из люка тяжелого Полыну. Теперь, еле слышно ступая по деревянным полам, трое подпольщиков шли к последней двери. Убить надо было всех, нельзя оставлять за спиной опасность. Только очистив все кабинеты и убедившись, что в здании не осталось живых немцев, можно было спускаться в полуподвал.
Прижав палец к губам, Омаев с осторожностью двинулся к двери освещенного кабинета в конце коридора. Чем ближе он подходил, тем отчетливее слышал голоса двоих немцев, которые вели неспешный разговор. А еще в комнате работал радиоприемник, что-то тихо потрескивало в эфире, но ловил он хорошо, из динамиков отчетливо слышалась немецкая речь. Значит в УКВ-диапазоне он прекрасно брал Германию. Надо будет забрать и передать радиоприемник Ростовцеву. Пусть ловят Москву и узнают положение на фронтах по сводкам Совинформбюро.
Остановившись возле самой двери, Омаев жестом подозвал остальных. Захарченко шел тихо, а вот Олесь Полына был грузноват для таких дел. Но что делать, они вместе с Захарченко оказались наиболее подходящими людьми по своему опыту во всей подпольной ячейке в Мостоке.
И тут снова пришлось Омаеву делать предупредительный жест. Немцы в комнате замолчали, а потом один из них окликнул кого-то. Кого? Того, кто там, внутри, может быть лежит на кровати? Или он ждет своего товарища, который должен идти по коридору? Омаев от напряжения стиснул зубы. Сколько их там? Это важно. Полына тронул Руслана за плечо, показал на себя, на Захарченко и на Омаева, выставив три пальца. Потом этими тремя пальцами он показал на комнату. Пожалуй, другого выхода у них не было.
Все трое стояли в напряжении, держа в руках ножи. Омаев готовился отдать команду «вперед», по которой все трое бросятся в комнату, но сделать этого он не успел. Неожиданно за спиной Олеся Полыны из соседнего темного помещения вышел немец с большим чайником в руке. Егерь с разворота хотел ударить немца ножом, но тот успел перехватить руку нападавшего, подсек его ударом ноги под колени, и они оба с грохотом упали на пол.
Омаев зарычал от злости и махнул рукой Захарченко. Они вдвоем с бывшим милиционером ворвались в комнату, где на них смотрели четверо встревоженных немцев. Четверо! Размышлять было некогда, надо было действовать очень быстро и решительно. Воспользовавшись тем, что немецкие солдаты не ожидали нападения, Омаев сразу ударил ближайшего к нему кинжалом в живот. Тут же услышал шум слева, там Захарченко сцепился с другим немцем в рукопашной схватке. Тот, что стоял у окна, запустил в Омаева тяжелым табуретом. Руслан уклонился в последний момент и тут же метнул в немца кинжал.
Видя, что бросок достиг цели и немец валится на кровать с торчащей из груди рукоятью кинжала, Омаев прыгнул на третьего противника, когда тот уже вытянул из висевшей на спинке кровати кобуры пистолет. Это был самый опасный противник, он мог поднять тревогу выстрелами, которые будут слышны в опустевшем ночном городе. Руслану повезло, что отшатнувшийся от него в сторону немец споткнулся о собственные сапоги. Доли секунды дали возможность чеченцу достать в прыжке своего врага и перехватить его руку с пистолетом.
Железной хваткой Омаев стиснул руку немца и двумя сильными ударами о железную спинку кровати выбил оружие. Немец попытался нанести удар лбом в лицо неизвестному, но не смог сделать этого быстро. Руслан рывком повалил немца, который и так почти потерял равновесие, на себя. Упав на кровать спиной, Омаев дернул что было сил немца на себя и вместе с ним опрокинулся с кровати на пол. Стиснув шею противника руками, чеченец несколько раз с силой ударил его затылком об пол. И когда оглушенный немец безвольно опустил руки, Руслан сжал его горло и стал душить.
