– Я очень торопилась! – засмеявшись, сказала она, поймав взгляды мужчин.
– Ладно, не оправдывайся, – Ростовцев махнул рукой. – Иди умойся, что ли, с дороги, переоденься, потом все и расскажешь.
– Не, я сейчас, – загорелась девушка. – А то забуду. А переодеться мне все равно не во что.
– У военврачей можно попросить чего-нибудь. Всегда лишний халатик найдется или юбка, – предложил Ростовцев.
– Они еще не возвращались, – напомнил Соколов. – Как-то неудобно в женских вещах самим рыться. Может, я Оле свой комбинезон пока дам. Он чистый, выстиранный.
– Я сейчас… минутку, – девушка улыбнулась лейтенанту и убежала, прихватив поданный ей черный танкистский комбинезон.
Соколов и Ростовцев снова уселись в маленькой землянке за самодельный стол и склонились над картой района. Лейтенант чувствовал себя не в своей тарелке. Он сидит здесь, в относительной безопасности в лесной глуши, а Бабенко там, на заводе, добывает информацию, рискуя быть раскрытым с поддельными документами. Не верилось, что немцы такие уж доверчивые и глупые. И Логунов с Омаевым и Полыной ушли за тридцать километров в Хоньковичи посмотреть, правда ли там есть лагерь военнопленных, как рассказывали беженцы. И что неподалеку от села поле, на котором стоит много подбитых танков, еще со времени страшных боев в этих местах. Так что на базе подпольщиков сейчас из экипажа, кроме Соколова, околачивался только Коля Бочкин, вывихнувший в лесу ногу и теперь способный лишь помогать на кухне.
– Нет сведений о моих ребятах и Полыне? – спросил Соколов.
– Пока не вернулись. Да ты не переживай, Алексей, Полына опытный егерь. Он там в своих лесах все тропинки знает, из любой непролазной глуши может выход найти, а уж про его схватки с медведями да с браконьерами легенды ходят. Вернутся – путь долгий, места не простые да и немцев к востоку отсюда много. Тыловые подразделения базируются, госпиталя. Фуражирные команды шастают. Наши-то не успели все склады армейские эвакуировать или уничтожить. Много чего осталось. Вот и ищут.
Со скрипом распахнулась дощатая дверь землянки, и на пороге появилась Оля. Умытая, на голове повязана чистая косыночка. Даже в огромном не по росту танкистском комбинезоне, подвязанном тесемкой в талии, она смотрелась очень симпатично. Подвернутые рукава и штанины делали Олю похожей на медвежонка. Но она, ничуть не смущаясь своего вида, задорно тряхнула головой, поправила тут же выбившиеся из-под косынки волосы и подошла к столу.
– Все! Готова, Сергей Владимирович.
– Ну, раз готова, рассказывай, – улыбнулся девушке подпольщик. – Устала, наверное?
– Я спортсменка. Если надо, могу за день и в два раза больше отмахать пешком, – заявила Оля, подсела к столу и, взяв карандаш, стала показывать на карте. – Смотрите, вот здесь поворот с Могилевского шоссе на Маковню. Поселок небольшой, там только гарнизон маленький. Какая-то военная полиция, что ли. У них машины смешные такие: впереди колеса, а сзади гусеницы. То ли трактор, то ли автомобиль – непонятно.
– Тягачи артиллерийские, – сказал Соколов, – или бронетранспортеры. Если военная полиция, значит, это бронетранспортеры.
– Ну вот, – девушка бросила быстрый взгляд на лейтенанта и продолжила: – Здесь, ближе к шоссе, какое-то село сожженное. Я близко подходить не стала, названия не знаю. Место открытое, видно меня было бы издалека. Да и что там может быть? А вот влево от шоссе другая дорога есть. Она совсем забытая, ездили по ней мало, это по колее заросшей заметно. Но следы машин все же есть. Я прошла дальше – и точно, поселок. Он на вашей карте не обозначен. Называется Русинка. Там действительно есть лагерь, где держат наших красноармейцев. Маленький, всего два барака, размером с коровник каждый. Деревянные, из досок сделанные. А по сторонам вышки высокие, а на них немцы в касках стоят. А со стороны дороги трактором они расчистили площадку большую, размером с два футбольных поля, и там огромные цистерны стоят. А вокруг вал из земли и колючая проволока в несколько рядов. И тоже вышки по углам.
– Хранилище ГСМ, – снова предположил Соколов. – Только зачем рядом лагерь, тем более маленький такой? Оль, ты пленных видела, может, там нет никого?
– А вот и видела, – задорно засмеялась девушка. – Есть там пленные. И видела среди них людей в таких вот комбинезонах.
Оля оттопырила воротник своего комбинезона и чуть было не показал Соколову язык. «Вот сорвиголова, – подумал лейтенант, глядя на девушку. – Ничего не боится. Девчонка ведь еще».
Но Оля снова сделала серьезное лицо:
– И это еще не все, товарищи командиры! Правы вы были. Там стоят четыре немецких танка с крестами возле одного дома, часовой возле них ходит, как положено. И распоряжается какой-то грузный такой немецкий офицер. А дальше, северо-западнее поселка, поле. Оно вот так между лесам, буквой «г». Я прошла вокруг, как вы и велели, Сергей Владимирович. Единственные места ровные как раз там, где поля. Почему их и распахивали. А где леса вокруг, там овраги, промоины, лес старый дубовый, кряжистый такой. Ни пройти, ни проехать. Я там все ноги посбивала.
– Ну вот, лейтенант, – с довольным видом сказал Ростовцев. – Вот тебе и лагерь, куда собирают наших пленных танкистов. Больше машинам ехать в тех местах некуда. Оказывается, в этой Русинке их и держат.
– Остается вопрос – зачем? – вздохнул Соколов. – Что немцы задумали? И, как назло, Бабенко молчит.
– У Бабенко нет возможности выйти в город. Связь с ним ненадежная, ведь мы сами запретили им с Никитиным меж собой общаться. А кроме Никитина у нас там, почитай, никого и нет. Только ему там виднее, на кого можно положиться, а кого опасаться. Тюрьма не тюрьма, но выйти рабочим с завода невозможно. Охраняют их немцы, как в лагере. Но кое-кому удается. Это мы сами видели. Кого-то выпускают на базар, в магазин или домой своих повидать. Не иначе как за великие заслуги. А раз заслуги есть, то и веры человеку уже нет. Не передашь с ним записочку. Опасно. Так что ждем, дорогой товарищ танкист. Ждем.
– Сколько же можно ждать?
– Спокойно, Леша! – Ростовцев положил ладонь на локоть Соколова. – Не горячись. Это не фронт, и у тебя за спиной не твой танковый взвод с полным боекомплектом и залитыми под завязку баками. Нас мало, у нас нет оружия, мы не можем идти в открытую атаку. Здесь иная тактика борьбы. Мы можем только осторожно и тщательно придумывать план, а потом малыми силами ударить так, чтобы немчуре тошно стало. Осторожно и такими вот ударами. Я не могу прямо сейчас и ради одной операции погубить все подполье. Кто знает, сколько нам так сражаться – малыми силами в полном окружении, вдали от своих. Почти голыми руками.
– Я понимаю, Сергей Владимирович, – опустил голову лейтенант. – Но и вы меня поймите. Я солдат и не могу сидеть сложа руки.
– Ничего, недолго уж осталось. Я сегодня отправлю в Русинку наблюдателей, найдем общий язык с местным населением, расспросим, получим еще сведения. Теперь проще, если мы нашли место, куда свозят танкистов. Кстати, а этот немецкий офицер – не твой ли оберст Зоммер?
