– Уж не насмешка ли послышалась мне в твоем тоне? Поверь мне, ей тут не место. В том, что три пьяных стражника на крепком прясле новгородской стены смогут отбить натиск этого наемного войска, я, как и ты, не сомневаюсь. Но кто тебе сказал, что этот отряд – единственный?
– А почему нет?
– Один хазарин увез из Киева подводу с земляным маслом и сжег к чертям гильдию в Полоцке. Мало того, его же стараниями этот славный город за одну ночь лишился очень многих своих жителей. Как считаешь – для достижения этой цели много народу нужно? По мне – так целая прорва оружных головорезов. Проходит день. И небольшая армия, ряженая нордами, впрочем, к счастью, отношения к ним не имеющая, режет киевскую дружинную сотню. А руководит ею тоже хазарин, пусть и другой. Ты и вправду веришь, будто два хазарина оказались замешаны в одном деле совершенно случайно? Ты вот, знаешь, например, что обозначает на их наречии слово «болышчи», коим наш волхв-хранитель назвал этого человека?
Тверд, конечно, не один год служил в этерии, где нахватался уймы слов, половину из которых уже забыл за ненадобностью, но такого, он точно помнил, никогда не слыхивал.
– Нет? – кони их въехали под мягкую сень придорожного леса, а дорога нырнула в овраг, словно нехотя заперший ее пологими, поросшими редким орешником склонами. – Это не имя. Слово это обозначает «помощник». Помощник очень родовитого мужа. Ну, например, какого-нибудь тархана. А если наречь такого тархана, предположим, Илдуган – что у нас выходит?
– Хазарский… заговор?
– Где хазары, там и золото. А где хазарский заговор, золота должна быть целая куча. Такая здоровая, что нанять можно целую прорву разрозненных отрядов. И еще, если уж на то пошло, десяток-другой стражников, стерегущих ворота любого города. А пока мы теряли время и носились за двумя хазарами, другие «болышчи» к тому времени могли уже в своих внезапных злодействах продвинуться очень далеко.
– Так нам тогда в Киев нужно спешить, предупредить, а не гнать хрен пойми куда.
Прок бросил на десятника взгляд то ли удивленный, то ли разочарованный.
– Я-то думал, в нашем походе ты себе отвел роль мстителя. И всенепременно помчишься за хазарином – брать должок за жизни соратников.
– Это никуда не денется, – катнул желваки Тверд. – Но коль сначала выйдет порушить все эти планы с вой-ной, я хочу первым ему о том объявить. Прежде, чем выпотрошу.
– Может, я тебе сейчас открою глаза, но война меж Киевом и Полоцком развязана специально. Ты, зная все, что успел узнать, этого еще не понял? Хотя на то, скорее всего, и был расчет – чтоб ни у кого сомнений в ее естественных причинах не возникло. И так тати, что поднесли огонь к накиданному хворосту, все хитро и четко сработали, что войны этой уже не остановить. Тем более – двум столь темным личностям, как мы с тобой. Выход остается один – выяснить точно, что удумали хазары, и лишь с прочными доказательствами соваться в свару меж нордом и киевлянином. Война, благо, дело не шустрое. К ней надо готовиться. Вот мы и постараемся из оставшегося нам времени, хотя хрен его знает, сколько там его еще осталось, извлечь как можно больше пользы. Как там говорят? «В Серую Мглу соваться – меч не уважать».
Глава 7
Подвешенная туша
Этот хутор отличался от выжженных и растоптанных остовов деревень, что успели минуть, следуя по широкому следу воинства. Обнесенный высоким частоколом, с грамотно натыканными по всей длине тына стрельнями, он стоял на крутом взгорке, и удержать такую крепостицу можно было и с пятью десятками баб. Понять, тот самый ли отряд сейчас устроил привал под стенами укрепленного селища, или какой другой, понять в наплывших сумерках было уже мудрено. Единственное, что Тверд мог сказать наверняка, костров здесь было запалено гораздо больше, чем если бы их разложили те самые три сотни татей, коих они преследовали.
Этой мыслью беглый кентарх тут же и поделился со своим черным спутником.
– Их там семь сотен. Может, даже восемь. Но, судя по числу стругов, вряд ли больше.
Несколько особенно вместительных лодий покачивалось на ленивых волнах у причала, на который вела сбегающая от ворот селища дорога. Остальные, помельче, угадывались на мелководье у самого берега.
– Нужно пробраться в дом старосты. Наверняка он под своей крышей принял вожаков. Может, исхитримся, и к утру головорезов распихивать по стругам и некому будет.
Когда прокрались к кромке леса, от которой до коронованного частоколом холма оставалось не больше четырех сотен саженей, Прок остановился, прислушался, вроде как даже к чему-то присмотрелся. В темноте.
– Сторожа у них крепкая, да бестолковая. По двое на каждой башне, посменно делают обход. Подождем. Пусть первый запал у караульщиков поостынет, да их старших в сон потянет. И еще.
Прок еле слышно щелкнул застежкой, и его чудной плащ словно нехотя стек с плеч прямо на руки.
– Держи. Только черной стороной наружу надень.
– На вылазку идем. Не хватало еще, чтобы под ногами путался.
– Кто кому из вас двоих будет мешаться, я бы загадывать не стал. Надевай. Меньше отсвечивать будешь.
Плащ и впрямь оказался чудным. Толстый, плотный. На ощупь – будто не из ткани шит, а из мельчайших железных колец сработан. Разве только не позвякивал почему-то. Плечи облепил так, будто Тверд нырнул в реку и только что выбрался в мокрой и льнущей к телу одежде. Но движения вместе с тем и впрямь не сковывал. Судя по всему, пробить такой плащ можно было не всяким клинком. Не удивительно, что Хват, запустив тогда в Полоцке Проку топор в спину, не смог его поранить. Правда, почему ж тогда книга все-таки вывалилась?
– Там карман внутренний есть, – будто подслушав его мысли, с чего-то вдруг пояснил Прок. – Когда мне твой варяг чем-то в спину запустил, я его еще застегнуть не успел. Вот сверток и выпал… Кстати, чубатого-то вашего я в битве чего-то не видал.
– Я тоже, – проворчал Тверд. Слова о трусости и предательстве как-то не ложились на язык, а обсуждать с незнакомцем, который всего-то пару дней назад был еще врагом, поступки и действия своих побратимов он не желал. – Как и тебя.
Только сейчас Тверд заметил, что гильдиец не просто так сидит да треплется с ним, но еще и что-то собирает. Нечто небольшое, чуть больше ладони, составное, продолговатое, а каждая новая деталь прищелкивалась с тихим железным звуком.
– Это что опять за выверт?
– Так, ничего, – пожал плечами новгородец, приворачивая к этому непонятному бруску какую-то не менее непонятную трубку. – Но боюсь, что вещичка сия может нам сегодня здорово пригодиться.
* * *
Здорово подсобила луна. Смотреть на происходящие внизу бесчинства она, видимо, не особенно хотела, то и дело отгораживаясь от мирских забот потертыми одеялами туч. Ее мертвенный свет, лишь изредка пробиваясь сквозь мохнатую хмарь, вылавливал из темени горбы холмов, щетину низкорослых кустарников да рисовал на реке зыбкие серебристые узоры. Другой свет, ярый, живой, пляшущий в постоянном рваном ритме, отбрасывали на тихую рябь Ловати тусклые фонари, закрепленные на пристани и стругах. Стены частокола освещены были похуже. Прясла меж погрузились в приятный мрак, изредка лениво отступающий перед факелами стражников.
