Я открыла, и в прихожей сразу стало тесно. Леон прижал меня к себе, и держал так долго, что я не выдержала и заплакала.
– Вот ещё новости, – сердито сказал Леон. – Что это ещё такое!
– Прости. – Я отстранилась. – Как доехал?
– Отлично. Дорога мне всегда на пользу.
Он обнял меня, и мы пошли в кухню. В дверном проходе он засмеялся, чмокнул меня в щёку и отпустил.
За едой мы выпили полбутылки привезённого Леоном вина. Он рассказывал про свою подругу и её детей – близнецов, которые были всего-то на пять лет его младше.
– Её сын, – говорил, поднимая брови, Леон, – Юра, всерьёз подозревает, что я геронтофил. А ещё – вор. Он переписал все более-менее ценные вещи в маминой квартире, чтобы быть уверенным, что они на месте. Сестра Юры, Ксюша, тоже смотрит на меня с подозрением, и я вижу по её лицу, что она гадает, кто я – ищущий прикрытия гей или извращенец. По-моему, она ждёт, что я начну к ней приставать.
– Пристань.
– Вот ещё! Пусть разочаруется. Самый большой страх для них – квартира. Дети боятся, что у матери съедет крыша, и она перепишет квартиру на меня. Они даже консультировались: если такое случится, как можно доказать, что на мать было оказано давление или на крайний случай, что она была не в себе.
– Они знают, что у тебя есть жильё?
– По сравнению с Сониными хоромами моя квартирёшка – просто жалкий угол, это понимаю я, и уж тем более коренные петербуржцы Ксения и Юрий. Ума не приложу, за какие грехи Софье такие дети!
– А как ты узнал, что они консультировались? – заинтересовалась я.
– Не я, а Соня узнала. Юрист оказался не то её знакомым, не то клиентом, и ей позвонил.
Леон отпил из бокала.
– Это лучшая женщина на свете. Недавно она предложила продать свою квартиру и мою конуру и купить двушку рядом с её клиникой, а остальное отдать детям и внукам в качестве отступного. Я сказал: погоди.
– Ты всегда любил женщин старше себя.
– И намного. В этом смысле я действительно конченый извращенец. – Леон засмеялся.
Мы посмотрели журналы, которые он привёз. Леон делал отличные снимки красивых женщин, почти все они были юными. Пока я их разглядывала, думала о том, что одним из самых шокирующих открытий для меня было то, что в жизни может случиться всё что угодно. Тридцатисемилетний фотограф глянцевых журналов после долгих лет поисков и мучений находит свой идеал – пятидесятилетнюю женщину-стоматолога. Он влюбляется в неё в тот момент, когда она сосредоточенно чистит канал его зуба. И она в него влюбляется – спокойно и глубоко, без судорог страха старости…
– А может, мы всю жизнь друг друга искали, – словно подслушав мои мысли, сказал Леон. – А ну, пойдём гулять! Только теперь слушать буду я.
Я пожала плечами, и Леон сказал:
– Плакса-вакса-гуталин, на носу горячий блин. Машка-промокашка!
Я рассмеялась, и мы пошли гулять.
Мы дошли до перекрёстка, когда у меня зазвонил телефон.
– Что это за мужик идёт рядом с тобой?
Я огляделась.
– Ты где?
– На другой стороне улицы.
Я посмотрела на противоположный тротуар. Арсений уже перебегал дорогу.
– Это твой поклонник? – сощурив глаза спросил Леон.
– Здрасте.
– Познакомьтесь. Леонид, Арсений.
Арсений достал из пакета коробку с вином, и Леон тут же подхватил:
– За встречу?
Мы свернули в ближайший дворик. На удивление там никого не было, зато была детская карусель-крутилка с тремя широкими стульями. Мы забрались на вертящийся круг, открыли коробку с вином и стали пить по очереди. У меня мелькнуло: вот будет фокус, если за таким занятием меня увидит кто-нибудь из коллег.
– Вы приезжий? – спросил Арсений у Леона.
– Он из Питера, – ответила я за брата.
– Маша показала вам наш город?
Я даже удивилась: Арсений пытается наладить беседу! Леон скосил на меня глаза и серьёзно ответил:
– Он не сильно изменился с тех пор, как я переехал. Тем более что я приезжал год назад и Маша тогда провела подробную экскурсию по всему, что появилось в городе нового за последние десять лет… А десять лет назад мы с Машей пили вино в почти таком же дворике. Только вместо карусельки там была песочница.
– И ещё с нами был другой третий, – добавила я.
– Да, – сказал Леон, – с нами был один хороший человек.
– Хороший, – подтвердила я.
– Как ты тут? – спросил меня Арсений.
– Не очень. Вот Леон приехал меня проведать. Расскажи, как прошло турне.
– Отлично. Были в Ярославле, Твери, Владимире, Вологде, Казани и Череповце. По два спектакля в каждом городе. Напряжённый график. Но зрители встречали хорошо, власти тоже старались. Вера с ног сбилась, организовывая всё это, и благодаря ей в смысле быта тоже всё устроилось нормально. А я решил жениться.
– Погоди. Вера приехала?
– Нет. Она отдыхает в английском пансионе… или пансионате? Во всяком случае, когда мы расстались, она туда собиралась.
– Ваше сотрудничество закончилось?
– Вовсе нет. Сейчас отдохнём немного, потом опять поедем. На юга. А осенью, быть может, в сентябре, – за границу. Вера это всё устраивает.
– Так вы – актёр, – удивился Леон. – Такой молодой, и уже актёр!
Арсений холодно посмотрел на него.
– Я сын очень известного человека. Главного режиссёра театра. Моя мать – ведущая актриса, оба они – заслуженные деятели искусств. Мне не обязательно учиться в вузе, чтобы играть.
Леон присвистнул.
– Он изумительно талантлив, – сказала я.
– Приходите вечером в «Гнездо фазана», – сказал Леону Арсений. – Мы будем отмечать возвращение с гастролей. Я познакомлю вас с моей невестой. Её зовут Лидка. В семь вечера.
– Мне очень понравился твой друг, – сказал, понизив голос, Арсений. Будто Леон не стоял рядом. – Мужчина, способный порадовать женщину, тоскующую по мужу.
– Он обаятельный, – подтвердила я. – А как же иначе? Он фотограф-портретист.
– Не только портретист, – поправил Леон. Он улыбался.
У Арсения зазвонил телефон. Он посмотрел на экран и сунул его в карман.
– «Гнездо фазана». В семь.
– Мы придём, – пообещал Леон.
Арсений махнул рукой проезжающему такси, машина остановилась. Он прыгнул внутрь, кивнул нам.
Леон проводил его взглядом и спросил:
– Так кто этот смазливый юноша? Напрыгивал на меня! Так и хотелось нашлёпать ему по попе.
