Я по очереди представила Леона, Арсения, Лиду, Нику и Николая: мой брат, мой друг, его невеста, моя подруга, её муж. Юля всем говорила одно и то же: очень приятно.
Вернулся первый охранник и водрузил на середину стола кувшин с откинутой герметичной крышкой. От кувшина шёл пар.
– Давайте выпьем за знакомство, – сказала Юля. – Это глинтвейн.
– Для нас это большая честь. – Вид у Ники был ошеломлённый. Лидка сидела с заострившимся лицом и коротко взглядывала на Арсения, который не сводил с Юли глаз.
– Вы бесподобны, – сказал Николай.
Юля улыбнулась.
– Я пел бы вам ди… фе… нет, фи… рамбы, – с усилием выговорил Леон. Он развёл руками. – Но лучше бы… я вас сфо-то-графировал… Но, видите ли, я… накачался…
– Я тебя предупреждала, Леончик, – сказала я.
– Мой брат – профессиональный фотограф, – пояснила я Юле. – Он делает снимки для известных журналов.
Леон приложил указательный палец к губам и произнёс: «Тсс!» После этого он упёрся локтями в стол и положил подбородок на ладони.
– Я буду… смотреть… просто смотреть… на-слаж-дать-ся…
– Стыдоба, – укорила я.
– Я видела вас в спектакле во Владимире. Была там проездом, случайно попала, и мне очень понравилось, – ласково сказала Юля Арсению.
Арсений просиял. Он обвёл всех нас глазами с таким видом, будто ему только что вручили престижную театральную награду.
– Спасибо, – пробормотал он дрогнувшим голосом.
«Ой-ёй-ёй, – подумала я с тревогой, – только этого нам не хватало!..» И тут же поняла, что всё уже случилось, что я не могу помешать, даже сделать ничего не могу: Арсений, я видела, потерял способность рассуждать и действовать разумно. Отныне он не принадлежал себе: жил и дышал для одного-единственного человека – для Юли. Так у него было со мной, так, может быть, было ещё с кем-нибудь: Арсений влюблялся так, будто его не образно, а в самом деле поражала стрела: мгновенно и намертво. На лице Лиды проступало осознание – будто проявлялся рисунок, нарисованный невидимыми красками.
Большая компания с двух соседних столиков поднялась шумной волной и вдруг нахлынула на нас. Все разом зашумели и задвигались, решив сдвинуть наши столы. По полу заскрипели ножки стульев. Юля Маковичук, наклонив голову, что-то тихо говорила Арсению, который, присев на корточки, смотрел ей в лицо огромными восторженными глазами.
– Арсений хочет эту женщину, – вдруг громко и отчётливо сказала Лида.
– Не надо. – Я замотала головой. – Лида, пожалуйста, перестань.
– Он сходит с ума.
– Лида, успокойся.
Глинтвейн разлили по стаканам. Юля, не глядя, взяла стакан, отпила из него и протянула Арсению. Он выпил залпом, как пил всегда, чуть морщась от того, что глинтвейн был горячим, и пока пил, смотрел Юле в лицо. У меня появилось ощущение, что я вижу откровенную сцену – такой это был взгляд. Мне стало неловко.
– Эй ты, райская птица… Арсений хочет тебя!
Кто-то тронул меня за плечо. Я оглянулась. Илья стоял сзади. Он указал глазами на Юлю и сказал мне в ухо:
– Спасибо.
Лида встала, покачиваясь, со стаканом в руке. Она собиралась сказать тост.
– Давайте выпьем за… – начала она.
– Таланты и их поклонников! – торопливо договорила я.
Юля наконец отодвинулась от Арсения. Он встал и выпрямился, обеими руками обхватив спинку Юлиного стула. Лицо у него светилось счастьем.
– Было приятно познакомиться, – не обращаясь ни к кому конкретно сказала Юля Маковичук. – К сожалению, мне пора.
По-прежнему ни на кого не глядя, она выбралась из-за стола и пошла через танцующую толпу к выходу. Её свита осторожно прокладывала ей дорогу. Арсений смотрел ей вслед, пока за дверью не скрылся последний Юлин охранник.
– Обал… деть, – громко выразил свои чувства Леон.
– Боже мой, какая! – воскликнул Арсений. – Боже мой!
– Я хотела это сказать, – начала Лида, глядевшая на Арсения исподлобья. – Но Маша не дала. Маша, зачем вы меня перебили? И всё лезли ко мне? Зачем? Вы думаете, раз я пьяная, я не вижу, что происходит?
– Перестань, – устало сказала я.
– Нет, не перестану! Не перестану! – Она вдруг забыла про меня и повернулась к Нике. – Что, прошляпила? Таскалась за ним, таскалась, сюсюкала и не заметила? Умойся!
Ника хлопала ресницами. Николай, широко раскрыв глаза, смотрел на Лиду.
– Неужели ты думаешь, что такая, как ты, нужна Арсению? Что, не понимаешь?
– А что я должна понимать? – пробормотала Ника. Я видела, что она действительно растерянна.
– Я не критик и не журналист. – Лида с размаху плюхнулась на стул. – И у меня нет вашего высшего образования… Но у меня всё в порядке с головой, и я понимаю, когда мне нужно уйти… Почему ты этого никак не поймёшь? Николай, почему же вы не увезёте свою жену, которая таскается за Арсением? Или у вас нет ни капли самолюбия и вам всё равно, что она пускает слюни на молоденького мальчика? Маша, скажи, что я права!
Люди за соседними столиками молча смотрели на Лиду и Нику. Вслед за ними оборачивались и с дальних столиков. Вдруг стало тише.
– Пойдёмте отсюда, – сказала я.
– Я права, потому что люблю Арсения!
– Лидка, не надо, – равнодушно сказал Арсений.
– Маша, ну скажи, что я права!
Я посмотрела на Нику и замерла. Она сидела за столом рядом с Николаем, на лице которого проступали пятна. Его недоумевающий взгляд застыл на лице жены. Ника побледнела, но одновременно, я видела, её наполняло какое-то чувство, схожее с ликованием. Постепенно всё приходило к тому, чего она добивалась, и весь этот шум из-за её страсти к маленькому гению был ей только на руку.
Лида заплакала.
– Маша, – со слезами закричала она, – Маша, посмотри на неё! У неё всё театр! Она вся в роли! Дрянь, слушай, ты, дрянь! – Она повернулась к Нике. – Убирайся отсюда!
Николай поднялся и взял Нику за руку. Но она выдернула руку:
– Я никуда не пойду.
– Я вышвырну её! – Лида вскочила, но не устояла и снова села. Я видела, как Ника напряглась. Она как будто была готова к нападению и даже ждала его.
– Только скандала нам не хватало, – зашептала я Лиде на ухо. – Посмотри, вон там сидят журналисты. Представь, что скажет отец Арсения, когда прочитает в газете, что невеста Любачевского подралась с журналисткой Голубевой! Пошли отсюда.
Лида немедленно пришла в себя.
– Да… Пошли.
Я взяла её за руку и повела к выходу. Оглянувшись в дверях, я увидела, что Ника наливает в стакан глинтвейн, а Николай сидит рядом и глядит в одну точку. Леон вытирал салфеткой руки. Арсений сидел, подперев рукой голову. Взгляд у него был отсутствующий; он улыбался.
