– Конечно.
Леон хотел помочь ей, но она дёрнула подбородком:
– Не надо. Я сама.
Лида поднялась на крыльцо, таща за собой сумку на колёсиках и чуть согнувшись под тяжестью ещё одной, в руке. Придерживая ногой дверь, протиснулась внутрь. Я хотела махнуть рукой на прощание, но она не обернулась.
– Представляю я, что сейчас будет… – протянул Леон, глядя на закрывшуюся за Лидой дверь. – Катастрофа!
– Куда теперь? – недружелюбно спросил водитель.
Я назвала свой адрес, машина тронулась. По дороге я заскочила в магазин, и скоро мы с Леоном были дома.
– Грабитель, – возмущался брат, втаскивая в прихожую вещи. – Двести рублей за заезд, нет, вы только подумайте, двести рублей! Да в Питере заезд и то дешевле стоит!
– Не кипятись, Леончик, – утешала я. – Приехали и слава богу.
Он переоделся и сразу пошёл в ванную. Пока он мылся, я разобрала наши сумки, разложила вещи и приготовила яичницу.
– Ух, хорошо! – сказал Леон, выходя из ванной. Я быстро сполоснулась и вернулась на кухню. Мы поужинали, и после этого долго говорили про Нику и Арсения, про Арсения и Юлю Маковичук, про Лиду и меня. Леон то и дело бросал взгляд на часы, потом засуетился, включил ноутбук и стал вызванивать Софью. Когда она отозвалась и Леон радостно заворковал, я вышла и прикрыла дверь. Несколько минут спустя он ворвался в кухню и потащил меня в комнату.
– Сонечка, познакомься, вот она, моя любимая, единственная моя сестрёнка. – Он подтолкнул меня к экрану. – Машуня, это Софья Андреевна, моя звезда, моя любовь, моё всё!
– Здравствуйте, – произнёс приятный женский голос.
– Здравствуйте, – отозвалась я.
Я знала, что женщине Леона пятьдесят, и невольно отметила, что выглядит она гораздо моложе. Приятное лицо, милая улыбка. Большие тёмные глаза, спокойный взгляд, аккуратная короткая стрижка. Она глядела на меня заинтересованно и дружелюбно, а когда смотрела поверх моей головы на Леона, её взгляд становился смешливым, как у девчонки; мне показалось, что я знаю её давно.
– Леон по понятным причинам не знакомит меня с родными, а мне так хочется познакомиться с кем-нибудь из его близких, – сказала Софья. – Я очень рада, что вы согласились увидеться со мной, Маша.
– Я тоже рада, – сказала я. Это была правда: мне радостно было осознавать, что, несмотря на неодобрение родных, да и, наверно, друзей-знакомых, Леон счастлив, благодаря этой женщине.
Мы перекинулись несколькими словами о проведённом отдыхе. Я сказала Софье, что Леон скучал и рвался к ней, и видела, что ей это приятно.
– Приезжайте к нам в гости, – пригласила она напоследок. – Будет замечательно, если вы найдёте время. Погуляем…
Я пообещала и уступила кресло Леону. Вышла и закрыла за собой дверь. И, пока он там радовался и смеялся, говорил нежным голосом с тоскующими интонациями, я мерила кухню шагами и думала: говорить Леону или нет? У меня не хватило духу сделать это сразу, а теперь? Сказать – поставить под угрозу его завтрашнюю встречу с Софьей… Не рассказывать, – а вдруг его вызовут свидетелем? Он уедет, напланирует дел, – а его сдёрнут повесткой?.. Леон говорил долго. Так долго, что я отвлеклась от своих мыслей и слушала его интонации за стенкой; безмятежность, радость, благодарность – всё это звучало в его голосе, когда он говорил с любимой женщиной. Неожиданно мне пришло в голову, что ведь, возможно, это самое ценное в жизни – безмятежность, радость, благодарность. Самое ценное и самое редкое… И мне показалось величайшей несправедливостью то, что я должна внести хаос в чувства, которые сейчас переживает мой брат, должна вторгнуться в его мир, нарушив его сообщением о нелепой трагедии непутевого человека. Мне стало жалко Леона, себя. И конечно, Нику. Я ополоснула в ванной лицо, а когда выходила, зацепила плечом вешалку, и мне под ноги грохнулся из стойки зонт. Это было так неожиданно, что я вздрогнула. Зонт лежал поперёк моего маленького коридорчика, липучка отклеилась, и он, распадаясь, зашуршал сложенным куполом. Свет из окна на кухне ломался на его поверхности яркими пятнами и тенями. На долю секунды он показался мне живым существом. Такое уже было однажды. Мы купили его в тот день, когда подали заявление в ЗАГС, и тогда всё вокруг казалось мне наполненным жизнью.
Я вспомнила это и то, что было потом, чем всё закончилось. И вдруг появилось ощущение, поднявшееся откуда-то из глубины, которое дошло до границ сознания и улеглось туманом. Стало ясно, что это именно то, чего я жду давным-давно. Насторожившись, я замерла, боясь спугнуть важное суетой движений и мыслей. Ника, безжизненное тело Николая, Леон за стенкой – всё отодвинулось на далёкий задний план. Я стояла, задыхаясь от заполнившего меня ощущения внутренней свободы.
– Господи, как я счастлив! – Брат вышел из комнаты, потягиваясь, с улыбкой от уха до уха. – Ты что это?
От звука его голоса видение исчезло. Я успела понять – не насовсем, это просто затаилось внутри меня. От досады я застонала.
– Что такое? – поднял брови Леон.
– Не спрашивай! Вот если… тогда.
– Чудна́я ты какая-то. – Он пожал плечами и прошёл на кухню.
Леон рассказал кучу новостей из жизни Софьи, сказал, что через неделю они с ней вылетают в Италию, а по возвращении он начнёт работу над большим проектом для одного солидного журнала, – контракт подписан, но сдвинуты сроки, изначально проект планировался на осень. Леон захотел попрощаться с Никой и Денисом. Он позвонил Денису, но тот не взял трубку. Набирать номер Ники я не мешала: знала, что её телефон выключен; я и сама безрезультатно набирала её в эти дни.
– Никто не хочет меня слышать, – вздыхал Леон. – Ладно, пошлю смс.
Он отправил сообщения. Налил себе ещё чая, потянулся, очевидно, подумал о Софье и улыбнулся. Посмотрел на меня и снова улыбнулся, на этот раз мне.
– Маш… Ты знаешь, когда я был у Дениса и мы напились, то вспоминали, как росли… Ты, я и он.
До этого момента я ещё нащупывала в хаосе будничных ощущений то, особенное; проверяла, точно ли просто затаилось, не ушло ли насовсем. Реплика Леона вернула меня к действительности. Я посмотрела на его благостную физиономию и неожиданно разозлилась.
– Да. Сердца трёх. Хотя вы оба на семь лет старше меня.
– Но ты нам не уступала. – Леон поднял брови на мой тон, но ему хотелось сохранить лирическое настроение, в котором он пребывал после разговора с Софьей. – Я помню, как ты допросила меня с пристрастием, гей я или нет. Так и сказала: «Леон, скажи мне правду: ты – гей?»
Леон засмеялся.
– «Голубой», – поправила я. – Тогда я накануне подслушала глубокомысленное рассуждение наших мам на тему: почему мы никогда не видели Леонида с девушкой? И меня, заметь, расстроило не то, что ты можешь оказаться геем, а то, что ты скрываешь это от меня!
– И мне пришлось объяснить тебе особенности своих увлечений…
