Когда я был в том возрасте, обо мне можно было сказать две вещи. Во-первых, я все еще был самым быстрым в школе. Во-вторых, у меня не было гордости. В ту же секунду, как нас распускали с собрания, я со свистом несся в школьный буфет, чтобы быть там первым. Я всегда был первым в очереди.
Я так этим прославился, что ребята начали подходить ко мне, когда я стоял в очереди. «Эй, ты можешь мне это купить?» Это злило ребят, стоявших за мной, потому что, в общем-то, означало пролезть без очереди. Так что ко мне стали подходить во время собрания. Мне говорили: «Вот, у меня десять рэндов. Если ты купишь мне еду, я дам тебе два». Именно тогда я понял: время – деньги. Я осознал, что люди платили мне за то, что я куплю им еду, потому что я готов был за ней бежать. Я начал говорить всем на собрании: «Заказывайте. Дайте мне список, чего вы хотите, дайте мне процент от того, что вы планируете потратить, и я куплю вам еду».
Я нашел свою нишу.
Я научился плавно передвигаться между группами.
Я плыл. Я был хамелеоном, правда, культурным хамелеоном.
Я знал, как смешиваться.
Я мгновенно стал пользоваться успехом. Моими клиентами номер один были толстые парни. Они любили еду, но не могли бежать. У меня были все эти богатые толстые белые дети, которые думали что-то вроде: «Фантастика! Родители меня балуют, у меня есть деньги, а теперь у меня есть способ получить еду без необходимости трудиться для этого, и при этом у меня остается перемена».
Клиентов у меня было так много, что некоторым я отказывал. У меня было правило: я брал пять заказов в день – только у тех, кто давал хороший процент. Я зарабатывал так много, что мог покупать себе ланч на деньги других детей и экономить деньги, которые мама давала мне на обед, чтобы иметь наличные. Тогда я мог позволить себе сесть на автобус до дома, а не идти пешком. Или копить на какую-нибудь покупку. Каждый день я принимал заказы, собрание заканчивалось, и я мчался, как сумасшедший, и покупал всем хот-доги, «Коку» и маффины. Если мне доплачивали, то можно было сказать, куда принести купленное.
Я нашел свою нишу. Так как я не принадлежал ни к одной группе, я научился плавно передвигаться между группами. Я плыл. Я был хамелеоном, правда, культурным хамелеоном. Я знал, как смешиваться. Я мог заниматься спортом со спортсменами. Я мог говорить о компьютерах с умниками. Я мог прыгнуть в круг и танцевать с ребятами из тауншипа. Я мог появиться рядом с каждым, занимаясь, болтая, рассказывая анекдоты, разнося еду.
Я был как распространитель травки, только распространял еду. Торгующего травкой всегда с радостью ждут на вечеринках. Он не входит в круг, но его время от времени приглашают в круг из-за того, что он предлагает. Вот кем я был. Всегда – аутсайдером. Как аутсайдер, ты можешь спрятаться в раковине, быть анонимным, быть невидимым. Или можешь вести себя по-другому. Ты защищаешь себя, открываясь. Ты не просишь принять себя всего целиком, какой ты есть, только ту часть себя, которой ты сам хочешь поделиться.
Для меня это был юмор. Я знал, что, хотя и не принадлежу одной группе, я могу быть частью любой группы, которая смеется. Я подходил, передавал еду, рассказывал несколько анекдотов. Я выступал для них. Немного участвовал в разговоре, немного слушал, о чем они говорят, узнавал больше об этой группе, потом уходил.
Я никогда не задерживался дольше ожидаемого. Я не был популярным, но не был изгоем. Я был везде и со всеми и в то же время был сам по себе.
Я НЕ СОЖАЛЕЮ НИ О ЧЕМ, ЧТО ДЕЛАЛ В ЖИЗНИ, ни об одном выборе, который сделал. Но с сожалением думаю о том, чего я не сделал, о вариантах, которые не выбрал, вещах, которые не сказал. Мы так много времени тратим на боязнь неудачи, боязнь неприятия. Но сожаление – именно то, чего мы должны бояться больше всего. Неудача – это ответ. Неприятие – это ответ. Сожаление – вечный вопрос, на который вы никогда не ответите. «Что если бы…» «Если бы только…» «Интересно, что должно было бы…» Этого вы никогда, никогда не узнаете, и это будет преследовать вас до конца ваших дней.
Глава 12
Длительное, трудное, временами трагическое и часто унизительное образование юноши в сердечных делах
Часть 2-я: Увлечение
образование юноши в сердечных делах
В старшей школе я не страдал от внимания девочек. Я не был горячим парнем класса. Я не был даже красавчиком класса. Я был уродлив. Подростковый период не красил меня. У меня были такие угри, что, когда люди видели меня, они спрашивали, что со мной случилось. У меня как будто бы была аллергическая реакция на что-то. Это был тот тип угрей, который считается заболеванием. Acne vulgaris, как назвал это врач.
Мы говорим не о прыщах, ребята. Мы говорим о настоящих угрях – больших, наполненных гноем угрях и комедонах. Они начались на лбу, стали расползаться по лицу и покрыли щеки и шею, напрочь испортив мою внешность.
Бедность не способствовала улучшению внешности. Я не только не мог позволить себе приличную стрижку и ходил с огромной непокорной кудрявой копной, мама также сердилась на то, что я слишком быстро вырастал из школьной формы, так что для экономии она начала покупать мне одежду на три размера больше. Мой пиджак был слишком длинный, а брюки слишком мешковатыми, ботинки болтались на ногах. Я был клоуном. И, конечно, по закону Мерфи, в тот год, когда мама начала покупать одежду на вырост, я перестал расти. Так что теперь я никогда не дорос бы до своей клоунской одежды, так и должен был оставаться клоуном. Единственная вещь, которая мне нравилась в себе, – я был высоким. Но даже при этом я был нескладным и неуклюжим. Гусиные лапы. Большая задница. Ничего хорошего.
После страданий от сердца, разбитого на День святого Валентина Мэйлин и красивым, очаровательным Лоренцо, я выучил ценный урок о свиданиях. Я узнал, что классные парни получают девушек, а смешные парни общаются с классными парнями и их девушками. Я не был классным парнем, поэтому у меня не было девушек.
Я очень быстро понял эту формулу и знал свое место. Не приглашал девушек на свидание, у меня не было девушки. Я даже не пытался. Для меня попытка завести девушку означала бы нарушение привычного порядка вещей.
Мой успех как парня из школьного буфета отчасти обеспечивался тем, что меня принимали повсюду, а меня принимали повсюду, потому что я был никем. Я был покрытым угрями клоуном с гусиными лапами в шлепающих ботинках. Я не был угрозой для парней. Я не был угрозой для девушек. В ту же минуту, как я стал бы кем-то, я рисковал перестать быть желанным как никто.
Между тем о красивых девочках уже говорили. Популярные парни уже застолбили их. Они говорили: «Мне нравится Зулейка». И ты знал, что, если ты попробуешь завести какие-нибудь отношения с Зулейкой, будет драка. В целях выживания умным решением было – стоять на обочине, подальше от беды.
В «Сэндрингхэме» одноклассницы обращали на меня внимание в единственном случае: когда они хотели, чтобы я передал письмо горячему парню-однокласснику. Но я знал одну девушку по имени Джоанна. Мы с Джоанной всю нашу жизнь периодически учились в одной школе. Мы вместе были в начальной школе «Мэривейл». Потом она перешла в другую школу. Затем мы вместе были в средней школе «Эйч-Эй-Джек». Она опять перешла в другую школу. Наконец, мы вместе были в «Сэндрингхэме». Потому мы и стали друзьями.
