Настолько сильным он был. Я смотрел на его руки и понимал: «Лучше тебе не находиться на том конце от них».
Абель был намного крупнее и сильнее меня, но мы находились в тесном помещении, и это было моим преимуществом, так как у него не было пространства для маневра. Когда он схватил и ущипнул меня, я каким-то образом умудрился вывернуться, обогнуть его и проскользнуть в дверь. Я был быстрым. Я выскочил в дверь и побежал. Но Абель тоже был быстрым. Он преследовал меня. Я выбежал из дома, перепрыгнул через ворота и бежал, бежал, бежал. Когда я в последний раз обернулся, он огибал ворота, выбегая за мной со двора. До тех пор, пока мне не исполнилось двадцать пять лет, мне время от времени являлось в кошмарах выражение его лица, когда он выбежал из-за угла.
Как только я увидел его, я опустил голову и побежал. Я бежал так, словно меня преследовал дьявол. Абель был крупнее и быстрее, но это был мой район. Меня невозможно поймать в моем районе. Я знал каждый переулок и каждую улицу, каждую стену, через которую можно перелезть, каждый забор, между прутьями которого можно протиснуться. Я нырял между машинами, срезал путь через дворы. Я не знаю, когда он сдался, потому что ни разу не оглянулся. Я бежал, бежал и бежал, так далеко, как только могли унести меня ноги. Я остановился только тогда, когда оказался в Брэмли, в трех районах от дома. Я нашел укрытие в каких-то кустах, свернулся там и так просидел, как мне казалось, несколько часов.
Мне не надо давать урок дважды. С того дня и до тех пор, пока я не ушел из дома, я жил тихо, как мышь. Если Абель был в комнате, меня в комнате не было. Если он был в одном углу, я был в другом. Если он входил в комнату, я вставал и делал вид, что мне надо на кухню, а когда возвращался в комнату, старался быть поближе к выходу. Он мог быть в самом веселом, самом дружелюбном настроении. Не важно. Больше ни разу я не дал ему возможности оказаться между мной и дверью. Может быть, после того случая я пару раз был неосмотрителен, и он успевал ущипнуть меня или дать пинка до того, как я сматывался, но я больше никогда не доверял ему ни на секунду.
С Эндрю все было по-другому. Эндрю был сыном Абеля, плоть от плоти, кровь от крови. Хотя Эндрю был на девять лет младше меня, на самом деле он был старшим сыном в этом доме, первенцем Абеля, и это гарантировало ему уважение, которое не получали ни я, ни даже мама. И Эндрю не получал от этого человека ничего, кроме любви, несмотря на все свои недостатки. И из-за этой любви Эндрю (думаю, единственный из нас) не боялся. Он был укротителем льва, правда, этот лев растил его. И хотя он знал, на что способен этот зверь, от этого он не мог любить его меньше.
Если говорить обо мне, то первая вспышка гнева или бешенства со стороны Абеля заставляла меня бежать. Эндрю оставался и пытался утихомирить Абеля. Он даже вставал между Абелем и мамой. Я помню, как как-то вечером Абель кинул бутылку «Jack Daniel’s» в голову Эндрю. Она пролетела мимо и разбилась об стену. То есть Эндрю простоял довольно долго для того, чтобы в него кинули бутылку. Я никогда не торчал достаточно долго для того, чтобы Абель мог в меня прицелиться.
Когда «Mighty Mechanics» разорился, Абель должен был забрать оттуда свои автомобили. Кто-то завладел этой собственностью, его имущество было арестовано за долги. Возникла большая проблема. Именно тогда он начал превращать наш двор в свою автомастерскую. И именно тогда мама с ним развелась.
В африканской культуре есть официальный брак и традиционный брак. И то, что ты развелся с кем-то официально, не означает, что этот человек больше не является твоим супругом. Как только долги Абеля и его ужасные деловые решения начали негативно влиять на мамин кредит и ее способность обеспечивать своих сыновей, она решила выйти из игры. «У меня нет долгов, – сказала она, – у меня нет плохой кредитной истории. Я не участвую в этом с тобой». Мы все еще оставались семьей, и у них все еще был традиционный брак, но официально она развелась с ним – с целью разделить их финансовые дела. Она также вернула себе свою фамилию.
Так как Абель занялся нелицензированным бизнесом в жилом районе, один из соседей подал заявление, чтобы от нас избавиться. Мама обратилась с просьбой о выдаче лицензии, чтобы иметь возможность заниматься бизнесом на своей территории. Автомастерская простаивала, но Абель продолжал доводить дело до ручки, пропивая деньги. В то же время мама начала делать карьеру в строительной компании, в которой она работала, выполняя больше задач и получая большую зарплату.
Теперь его автомастерская почти превратилась в просто хобби. Предполагалось, что он должен оплачивать школу Эндрю и продукты, но он с опозданием платил даже за это, так что вскоре мама начала оплачивать все. Она платила за электричество. Она платила ипотеку. Он не вкладывал в буквальном смысле слова ничего.
Это стало переломной точкой. Когда мама стала зарабатывать больше и возвращать свою независимость, она увидела, как появляется дракон. Он стал пить больше. Он становился все более и более жестоким. Вскоре после того, как Абель напал на меня в кладовой, он второй раз ударил маму. Я не могу вспомнить подробностей этого, потому что сейчас это смешивается с другими случаями, которые последовали за этим. Я помню, что вызвали полицию. На этот раз они прибыли в дом, но это снова было похоже на балаган. «Эй, ребята. Эти женщины, вы знаете, каково с ними». Не было сделано заявления, не было возбуждено уголовное дело.
Когда бы он ни бил ее или ни нападал на меня, после этого мама находила меня плачущим и отводила в сторону. Каждый раз она говорила мне одно и то же:
– Молись за Абеля, потому что он не нас ненавидит. Он ненавидит себя, – говорила она.
Для ребенка это не имело смысла.
– Ну, если он ненавидит себя, почему он не бьет себя? – говорил я.
Абель был одним из тех алкоголиков, заглянув которым в глаза, когда они пьяны, невозможно увидеть знакомого вам человека. Я помню, как однажды ночью он пришел домой вдрызг пьяным и, спотыкаясь, шел по дому. Он ввалился в мою комнату, что-то бормоча себе под нос, а я проснулся и увидел, как он мочится на пол. Он думал, что находится в туалете. Вот до какой степени он мог напиться: он даже не знал, в какой из комнат дома он сейчас находится. Как часто по ночам он вваливался ко мне в комнату, вышвыривал меня из кровати и засыпал. Я кричал на него, но это было все равно, что говорить с зомби. Я отправлялся спать на диван.
Каждый вечер после работы он пил на заднем дворе со своими работниками, пропивал все деньги, которые они заработали за день. Они вместе напивались, а к концу вечера он дрался с одним из них. Они были пьяны, кто-то говорил что-то, что не нравилось Абелю, и он выбивал дурь из одного из своих парней. Парень не появлялся на работе во вторник или среду, но к четвергу возвращался, потому что нуждался в работе. Эта история повторялась каждые несколько недель, как по расписанию.
Он также пинал собак. В основном Фуфи. Пантера была достаточно умной, чтобы держаться от него подальше, но глухая дружелюбная Фуфи всегда пыталась подружиться с Абелем. Она перебегала ему дорогу или крутилась под ногами, когда он выпил лишнего, и он давал ей пинка. После этого она убегала и некоторое время где-то пряталась. Полученный Фуфи пинок был предупреждающим сигналом, что вот-вот начнется. Собаки и рабочие во дворе часто были первыми, кто пробовал его гнев, и это давало остальным знать, что надо затаиться. Обычно я шел искать Фуфи, где бы она ни пряталась, и был с ней.
