В начале апреля король назначил своего советника Антонио де Гевару главным комиссаром по подготовке морской экспедиции к Британским островам. В свою очередь Антонио де Гевара сделал своим помощником Диего де Вальдивию, который должен был создать для этого специальный лагерь с местоположением в Севилье. Помощнику вменялось в обязанности заниматься заготовками необходимого продовольствия для формирующейся армии. Диего начал свою работу с набора целой армии уполномоченных по закупкам продовольствия у населения. Эти люди разъезжали по всей провинции и, выполняя указ короля, покупали оливковое масло и пшеницу у крестьян, которые в свою очередь были обязаны их продавать. Одним из таких «продовольственных» комиссаров и стал Мигель де Сервантес. Он находился в Севилье с мая и вступил в должность в сентябре 1587 года.
Однако еще до этого, 28 апреля, находясь в Толедо у нотариуса Амбросио Мехии, писатель составил на имя Каталины де Саласар доверенность, дающую право на распоряжение всем имуществом. И будучи в Эскивиасе, собственноручно вручил ее своей супруге. Таким образом, он оформил свой уход из семьи. Официально развестись он не мог. Церковный развод был делом чрезвычайно редким. Необходимо было разрешение папы, которое давалось лишь королям, если в браке у них не было детей. Поэтому простые люди, равно как и идальго, «расходились» в прямом смысле этого слова, а потом, если было такое желание, могли сойтись и зажить снова. Итак, распрощавшись с супругой, Сервантес дорогами Ла-Манчи (впечатления от которых позднее мы встретим в «Дон Кихоте») отправился в Севилью, где через десять дней его уже встречал Томас Гутьеррес.
Бывший актер, видимо, имел неплохие связи. Во всяком случае, ученые сходятся во мнении, что именно он представил ветерана Лепанто помощнику советника Антонио Гевары Диего де Вальдивии, это было своего рода поручительством, без чего Сервантес не смог бы получить желаемую должность комиссара.
* * *
С Севильей у Мигеля были связаны многие детские воспоминания: спектакли Лопе де Руэды, обучение в коллегии иезуитов, игры с братьями и сестрами.
Время в XVI веке двигалось медленно, значительно медленнее, чем, например, в XX столетии, когда за какие-нибудь 10–15 лет город может измениться до неузнаваемости. А если мы будем говорить о таких выдающихся и старых городах, как Севилья, то в них время просто останавливается.
Во все времена столица Андалусии была одним из наиболее крупных торговых и культурных центров испанской монархии. И это немудрено, так как Севилья — город-порт, практически монополизировавший все торговые и транзитные операции, осуществлявшиеся как с Новым Светом, так и со многими другими колониальными землями империи. Широкий Гвадалквивир являл собой мощную водяную артерию, позволявшую большим океаническим судам заходить в город, грузиться и разгружаться, швартоваться и отдыхать после многодневных трансатлантических переходов. Город буквально задыхался от изобилия дорогих товаров, драгоценных металлов и камней, поступавших со всего мира. Один из историков писал: «22 марта 1595 года к причалам на реке прибыли корабли, груженные серебром из индийских стран. Их разгрузили и доставили в Торговую палату 332 повозки серебра, золота и жемчуга огромной ценности. 8 мая 1595 года с капитанского корабля выгрузили 103 повозки серебра и золота. А 23 мая доставили сухим путем из Португалии 583 ящика серебра, золота и жемчуга, снятых с адмиральского корабля, пришедшего в Лиссабон. Шесть дней кряду эти грузы переправлялись через Трианский мост».
Безусловно, богатый и большой город Севилья страдал всеми болезнями мегаполиса эпохи раннего барокко: «Больше всего в Севилье грабителей, прелюбодеев, фальшивых свидетелей. Игроков, сутенеров, убийц, ростовщиков, скупщиков и перекупщиков, бродяг, живущих чудесами Магомета. То есть игрой и воровством в картежных домах и за доской для костей, ибо здесь имеется свыше трехсот игорных домов и более трех тысяч гулящих девиц… Торговля превратилась в грабеж и спекуляцию; скупается все, начиная с золота и шелка и кончая овощами, для перепродажи по вздутым ценам, когда почувствуется их недостаток на рынке… Каждый стремится обделать свои делишки. Бедные продолжают изнывать в бедности, богатые насыщают свою ненасытную алчность, а разбойников в Севилье не меньше, чем в Сьерра-Морене». Насчет мошенников и раздолья для них в этом городе хорошо написал сам Сервантес в «Ринконете и Кортадильо» и «Вдовом мошеннике». А в целом подобное нелицеприятное описание можно отнести к любому крупному деловому городу как в XVI веке, так и в XX, что тем не менее не мешает им притягивать к себе людей самого разного сословия и рода занятий. Одним из них и был Мигель де Сервантес — комиссар по закупкам продовольствия для Непобедимой армады.
* * *
После трех месяцев вынужденного безделья 18 сентября 1587 года комиссар Сервантес выехал из Севильи.
Каждому комиссару назначалась своя территория. Уполномоченный по закупкам объезжал обычно подведомственные ему земли верхом на лошади в сопровождении нескольких помощников. В его функции входило выявлять, у кого в округе имеются «излишки» оливкового масла, пшеницы, ячменя и других продуктов, и скупать их по установленным ценам. Но так как обычно денег не было, то расчеты зачастую производились квитанциями о получении такого-то количества того или иного продукта. Собранная таким образом провизия доставлялась комиссаром в оговоренное место. То, что закупочные цены были низкими, понятно, но и этих денег крестьянин не получал — только вексель, который неизвестно когда будет оплачен и будет ли оплачен вообще. Естественно, каждый старался утаить свое добро от зорких глаз интенданта и его помощников, которые в свою очередь всеми правдами и неправдами желали выполнить королевский указ. Поэтому нет ничего удивительного, что сельские жители комиссаров не жаловали и не ждали от их появления в своей округе ничего хорошего.
Не только простой люд был обязан продавать провиант для нужд армии, объектами реквизиции являлись латифундисты, а также монастыри, церкви, духовные общины и т. д. Теоретически комиссары имели весьма широкие полномочия для исполнения своих обязанностей, вплоть до заключения в тюрьму особо строптивых, однако в действительности они могли совсем немного. Поэтому им приходилось всеми способами воздействовать на селян, не желавших расставаться со своим добром. За эту непростую работу комиссары получали по 12 реалов в день. Сумма смехотворная, она едва покрывала их повседневные траты. Но даже эти небольшие деньги можно было получить только после выполнения своей многострадальной миссии, да еще и с опозданием.
Тем не менее за эту работу «бились», чтобы заполучить ее, требовались поручители, как, например, Сервантесу. Тут кроется какой-то секрет. Вероятно, уполномоченные имели дополнительный заработок, «борзых щенков» — наличностью или натурой — в виде продовольствия. Можно было погреть руки на неупорядоченной выплате крестьянам денег за сданные продукты. Население раз за разом продавало свои «излишки», в то время как плата за них производилась единожды и постфактум. Иногда изъятие продуктов так и оставалось неоплаченным. Все это приводило к путанице в финансовых документах и отчетах.
Матео Алеман писал о деятельности комиссаров в «Гусмане де Альфараче»: «Разоряют страну, обирают бедняков и вдов, втирая очки своему начальству и обманывая своего короля, одни в целях увеличить свое состояние, а другие с тем, чтобы создать его и доставить пропитание своим наследникам». Интересны комментарии по этому поводу самого Сервантеса. В интермедии «Судья по бракоразводным делам» экс-комиссар нарисовал самокарикатуру: «С хлыстом в руках, на наемном муле. Маленьком, худом и злом, без погонщика, потому что такие мулы никогда не нанимаются и ничего не стоят, с перекидной сумкой на крупе, в одной половине воротничок и рубашка, в другой кусок сыру, хлеб и кожаная фляжка, без приличного дорожного платья, кроме пары штиблет об одной шпоре, с беспокойной торопливостью уезжает он комиссионером по Толедскому мосту на ленивом и упрямом муле. Глядишь, и через несколько дней посылает домой окорок ветчины и несколько аршин небеленого сукна, и такими вещами, которые ничего не стоят в той местности, куда он послан, поддерживает свой дом, как только он, грешный, может…» А в «Новелле о беседе собак» называет комиссаров посредниками, «разрушающими государство». Даже кортесы отметили негативные стороны деятельности уполномоченных по сбору продовольствия, которые «разрушали поселки и города, ими навещавшиеся, вымогая взятки и относя за счет казны свое содержание, питание и другие траты на суммы куда большие, чем стоимость добывавшихся ими припасов».
