– Ты! – зарычал монстр в человеческом обличии. – Теперь ты точно умрешь!
Но он не заметил, что позади него встала Софья. Она с маху заехала тяжелым ботинком в висок Черноморову. Тот обмяк и завалился в грязь. Потом женщина подняла выпавший из руки Руслана пистолет и высадила всю обойму в лицо ненавистному гаду. В круг света выскочил бородатый мужчина, он закричал:
– Черноморов! Он… Он!
– Не волнуйся, – Сова ткнула мыском ботинка тело с развороченным пулями лицом. – Вот он.
– Ты как? А дети? – тут же спросил мужчина, оглядываясь. И в этот момент из темноты стали выходить дети. Сначала дети Прохорова, потом остальные. Все они, как родные, вслед за Андреем и Вадимом прижимались к мужчине и женщине, что пришли к ним на помощь. Ночь наполнилась благодарным шепотом нескольких десятков усталых голосов. Облегчение снизошло на всех. Только у Руслана катились слезы из глаз.
– А девочка? – задал он вопрос Михаилу. Тот лишь помотал отрицательно головой.
– Дядя Миш! Дядя Миш! – в КУНГ ворвался переполошенный Руслан. Слишком обеспокоенный, чтобы с ходу объяснить, что случилось. С коек повскакивали дети Прохорова и несколько других, но мужчина хмуро махнул головой, чтобы спали. Ни свет ни заря, а этот постреленок, этот герой все норовит и дальше геройствовать. – Там это… Там того… Ну, это!..
– Да успокойся ты! Скажи нормально! – не выдержал Михаил. Он давно уже был на ногах, так что внезапный визит ребенка не разбудил мужчину.
– Там Сова! Она куда-то собралась! – Прохоров ждал этого мгновения с тех самых пор, как Софья объяснила ему, зачем решила освободить детей. Но новость все равно тяжестью легла на плечи. Не ожидал Михаил, что неизбежное случится так быстро. А Руслан, глядя на слишком спокойного мужчину, как-то остервенело бросил. – Как же ты не понимаешь?! Она же уйдет!
Прохоров вздохнул и поднялся. Как бы там ни было, он обязан был предпринять попытку остановить девушку. Не ради себя, а для детей. Он запахнул теплый, почти не рваный синий пуховик и, оглянувшись на обеспокоенную детвору, встающую от такой новости с кроватей, сказал:
– Вы давайте, спите! Дня не прошло, а они уже выспались! Я обещаю что-нибудь сделать…
– Что-нибудь? И все? – спросил из угла его сын Андрей. Прохоров поморщился, но добавил:
– Я все сделаю, чтобы она не ушла. Все, что в моих силах.
– Может, ее просто связать? – ляпнул кто-то из полутьмы, набитой двухъярусными кроватями.
– А ну цыц! – скомандовал мужчина. – И спать! А то развелось советчиков! Спасу нет.
Михаил отворил металлическую дверь КУНГа и вздохнул полной грудью. Холодный воздух был свеж и чист, а с неба огромными хлопьями валил снег. Он летел в лицо, пытался попасть в глаза и быстро таял на теплой после помещения коже. Начиналась настоящая зима, намного более суровая пора, когда придется не только отгонять тварей, бегущих из радиоактивных мест, но и экономить продовольствие. Впрочем, мысли о быте будут заботить Михаила всю оставшуюся жизнь, ведь теперь на нем около пятидесяти детей. Их надо научить выживать, ответственность за них теперь на нем – единственном взрослом в Переславле-Залесском. Было бы здорово, если бы Макаренко осталась и разделила с ним часть ответственности, но, увы, ей решать, как распорядиться собственной жизнью.
Она стояла у высоких ворот монастыря и о чем-то размышляла, одетая по-походному – в белый маскхалат, с неизменной снайперской винтовкой на плече и рюкзаком в белой накидке. На голове – черная шапка и горнолыжные очки, частично скрытые белоснежным капюшоном, который уже успели припорошить снежинки. Крошечная по сравнению с Прохоровым фигурка, миниатюрная, но какая сильная девушка! И телом, и духом.
Михаил подошел, рядом уже стоял Руслан, с надеждой поглядывая то на Сову, то на Прохорова. Удастся ли ему? Ведь мальчишке так не хотелось отпускать в неизвестность боевую девушку. У нее было чему поучиться. Но мужчина одним взмахом тяжелой руки отослал ребенка в сторону, чтобы не мешал разговору.
Черные ресницы девушки вздрогнули, словно от желания проморгаться, какое возникает от слез, но сами глаза остались сухими. Макаренко не того сорта ягода, чтобы плакать по любому поводу.
– Я не останусь, – твердо сказала девушка. – У меня планы…
– У всех планы, – как-то грустно пожал плечами Михаил. – У тебя, у меня, у них…
Рядом уже толпились ребята, поднятые с кроватей печальной новостью. Тут были и все дети Прохорова, и Варя с Колей, и Руслан со своими. Не хватало только маленькой Кати, которую в сознании детей уже засыпал снег: нежный и чистый, он укрыл ее тело и спрятал его навсегда от всех невзгод и горечи. Проститься с девочкой предстояло только завтра, но дети уже попрощались с ней. Михаил был уверен, что в течение ночи дети сотни раз подумали о ней, вспомнили ее худобу, добрые глаза и неимоверное желание жить.
– Это не поможет, – Софья кивнула на детей. – Меня ничто не заставит изменить клятве отцу.
– Я знаю о твоей клятве, – тихо заговорил Прохоров. Он подошел ближе и взял в свои ладони ее руки в рукавицах. Она подняла глаза и ответила твердым, решительным взглядом. – Я не прошу тебя изменять клятве. И прошу не за себя, а за них. Останься, – девушка замотала головой, а мужчина продолжил: – Подумай только, какие у тебя одной шансы против целой банды?
– Какие-никакие, но есть, – пожала плечами Макаренко. – Заберу с собой, сколько смогу.
– Вот! – кивнул Прохоров. – Именно! Исполнишь клятву – и на тот свет? Кому от этого польза?
– Мне. Я отомщу за отца…
– Но погибнешь сама! Послушай, останься! Они сами придут сюда за тобой!
– Я не могу подвергать опасности детей.
– И не надо! Не надо! Подготовь их! Просто подготовь, ведь ты знаешь и умеешь так много… И когда нефтяники придут, у тебя будет целая армия и пятиметровые стены. Мы вместе отомстим за всех наших отцов! И вместе разобьем эту никчемную шайку!
– Ты просишь меня сделать с детьми то, что и хотел Черномор? Научить их воевать и драться? Но какой в этом смысл? Зачем мы тогда отвоевывали детей у этих уродов? Зачем вообще было все это? Они бы и сами сделали из них отличных головорезов. А теперь что? Дети сменили шило на мыло?
– Постой! – Прохоров поднял руки вверх. – Не надо это так воспринимать. Не надо! Нам нужно научить их не просто воевать и драться, а бороться за свою жизнь и выживать! Это разные вещи: убивать ради удовольствия и убивать ради выживания! А они должны выжить! Ты знаешь этих детей! И они совсем другие, нежели о них думал Черномор. Он совсем не понимал их, как ни пытался, как ни издевался над ними. А если мы не поймем, их уже никто не поймет, и тогда есть шанс потерять детей. Получить такую же банду, какую ты встретила в Ярославле. Поступай, конечно, как хочешь, но лучше – правильно. И я от лица всех детей и себя прошу: раздели со мной это бремя и помоги мне воспитать из них настоящих людей.
Мужчина на мгновение замолчал, а потом тихо добавил: