Те, кто пошёл служить в украинские штабы, чаще всего оправдывались острой нуждой. Реже — необходимостью делать хоть что-то для возрождения армии и России, раз нет надежд на Добровольческую армию. И даже далёкими малороссийскими предками.
Если отбросить эмоции, искренние и напускные, картина с их слов рисовалась удручающая: штыков и шашек у гетмана — кот наплакал, командующий немецкими войсками на Украине генерал-фельдмаршал Эйхгорн и его штабные все только обещают, но формирования строевых частей не допускают. Единственное, что делается — особой комиссией, созданной при Военном министерстве, — разрабатывается форма украинской армии. И будет она весьма похожа на германскую. Потому-то и погон пока не носят.
Нынешняя утренняя встреча в бывшем штабе Киевского военного округа, на Банковой улице, с полковником Сливинским, знакомым по Румынскому фронту, только подтвердила его первые, но уже определённо скверные впечатления.
Выходец из запорожских казаков, до поступления на военную службу носивший, по собственному признанию, фамилию Слива, тот взлетел теперь до начальника Генерального штаба Украины. Китайским чаем «Царская роза», откровенностью и задушевным тоном беседу старался согреть как мог, но слова примораживали к кожаному креслу: немцы не желают более иметь сильного и хорошо вооружённого соседа на востоке, и тут их воля непреклонна. А посему все попытки выпросить у них разрешение на формирование хотя бы двух дивизий — для защиты границ от большевиков, и только — результата не дали. Склады бывших Юго-Западного и Румынского фронтов взяты ими под охрану. Военное министерство не имеет в своём распоряжении ни вооружения, ни боеприпасов. Даже новое обмундирование пошить не из чего. Правильной мобилизации не проводится, да и мобилизационный план ещё не готов.
Военно-окружной штаб Врангель покинул в твёрдом убеждении: тевтоны больше всего опасаются, как бы под видом украинской не возродилась армия русская. Конечно, для них такая перспектива — малоинтересная: тогда прощай их планы поживиться за счёт России.
Так или иначе, все эти бесконечные и бесплодные, а порой и болезненные разговоры только усиливали собственные сомнения и гасили надежды, едва тлеющие, на Добровольческую армию...
22 мая. Киев
К чашкам и изящному кофейнику императорского фарфора, расписанным пейзажами с удивительной тонкостью, больше не притрагивались: кофе давно остыл. Беседа, начатая за поздним обедом, незатейливым, но сытным, с водкой и удельным портвейном «Массандра», и продолженная потом в кабинете гетмана, затянулась. Узкие высокие полоски между неплотно задёрнутыми оконными портьерами золотистого бархата потемнели до синевы.
Не так-то просто оказалось для Врангеля заговорить наконец со Скоропадским начистоту. Подтолкнула карта: мелкого масштаба и ярко раскрашенная, она заняла добрую часть глухой стены между голландской печью и дверью. И только присмотревшись, сообразил: петляющая жёлто-голубая полоска — граница гетманства. И граница эта, на западе совпадая с довоенной российской границей с Австро-Венгрией, заключила внутрь себя не только малороссийские губернии, но и Новороссию с Одессой и Херсоном, а далее прихватила Донецкий каменноугольный бассейн, изрядный кусок Донской области с Таганрогом и Ростовом, всю Кубанскую область и даже Черноморскую губернию с портом Новороссийск.
— Украинская держава, — пояснил гетман, проследив за его взглядом, и с гордостью прибавил: — Как видишь, одно из самых больших европейских государств.
Врангель перекинул изумлённый взгляд с карты на его лицо. Электричество в Дворцовой части города погасло, и горело всего четыре свечи в двух бронзовых канделябрах, расставленных по бокам от письменного прибора. Но и их скупого света хватило, чтобы убедиться: хозяин кабинета совершенно серьёзен и необыкновенно горд произведённым впечатлением.
— Послушай-ка, Павел... А какой бес попутал твоих картографов и занёс так далеко? Особенно на юго-восток.
— При чём тут бес? Ты разве не знаешь, что Кубань и Черноморье заселялись запорожцами, моими предками? Они и теперь все говорят по-украински.
— А Таганрог с Азовом? А Донбасс? — Врангель не совладал с внезапно вырвавшимся раздражением, его длинное худое тело подалось вперёд из глубокого кожаного кресла. — Там-то кто говорит по-малороссийски? Или эти земли Донского войска тебе нужны для обеспечения углём и соединения с Кубанью?
— Но ведь на Дону тоже немало выходцев с Украины... — Скоропадский крепко держал себя в руках: характер у «Пипера» взрывной, и не стоит раздувать так некстати вспыхнувший спор.
— А где их нет? Поселения бывших запорожцев есть и на Амуре. И они до сих пор говорят на малороссийском наречии. Так почему бы твоей державе не претендовать тогда на Волгу и Сибирь, чтобы соединиться с ними?
— Оставь, Пётр, не передёргивай... Незачем нам с тобой копья ломать — пусть историки со всем этим разбираются.
— А как же с Крымом? — Врангель и не думал отступать. — Материковую часть Таврической губернии твои картографы включили в Украйну, а Крым?
— Видишь ли... — Скоропадский едва приметно запнулся. — Дело в том... Немцы не признали Крым частью Украины.
— Вот как... — Обезоруженный откровенностью, Врангель сбавил пыл, плечи его снова расслабленно приникли к высокой мягкой спинке. — Выходит, они действительно намерены отторгнуть Крым от России...
— Ну, это мы ещё посмотрим... После завершения войны, я уверен, мне удастся как-то убедить кайзера вернуть Украине и Крым, и Галицию со Львовом.
— О чём ты, Павел? — изумился Врангель. — О победе Германии?
— Да, — голос гетмана потвердел. — Я уверен, война окончится победой Четверного союза
[13].
— С чего это вдруг? Вступление в войну Соединённых Штатов склонило весы в сторону Антанты. У них же самая мощная индустрия и огромные запасы живой силы.
— Ну, не скажи...
Прикуривая папиросу от свечи, Скоропадский навис над массивным столом. Потом вышел из-за него и заходил по кабинету. Чуткие язычки пламени, а с ними и тени на стенах заколыхались.
— Не склонило, Пётр, а всего-навсего компенсировало выход из борьбы России. Сам посуди: американцам нужно несколько месяцев, чтобы перебросить в Европу войска, тылы и запасы снаряжения. Главное же — научиться воевать против немцев. А у джонни, я уверен, против Гансов кишка тонка.
— Скорее, у Гансов она самая тонкая теперь. С голоду...
Врангель первым рассмеялся собственной шутке. Гетман лишь усмехнулся невесело.
— Этот самый голод и толкнул их на занятие Украины, что б ты знал. Ни днём, ни ночью покоя не дают — требуют увеличить поставки зерна и жиров. Я делаю всё, чтобы урезать их аппетиты. Правда, они платят марками, да деньги-то нынче дешевле хлеба. Курс установили они: наш карбованец равен половине марки. Больше бы надо, но финансисты мои уверяют, что для нас и это неплохо... Твёрдый курс украинской валюты — вот основа всего: без этого не будет ни продуктов на рынке, ни прочной власти, ни сильной армии...
