— А не кажется вам, Абрам Михайлович, что Волжский фронт будет нужен союзникам лишь до тех пор, пока они не ликвидируют Западный. А что потом?
— Англичане и французы наращивают силы в Мурманске и Архангельске. Оттуда и станут снабжать наш фронт.
— А как скоро пойдёт снабжение? И будет ли оно достаточным?
— Ну, что-то ещё, полагаю, добавят американцы и японцы — доставят во Владивосток. Видимо, и там в скором времени высадятся их крупные силы.
— Японцев? А как их потом выпроваживать обратно в Японию?
— Главное сейчас — с их помощью выпроводить на тот свет большевиков. А уж потом уладим все дела с союзниками. Новая русская власть ни территорией, ни чем другим поступаться не станет.
Что-то, почудилось Врангелю, старый кавалерист не договаривает. И обычная его твёрдость и бравада не так явно выпирают: ни в тоне, ни во взгляде, который то и дело уходит в сторону. И письмо Алексеева лишь пересказал в двух словах...
— А что Михаил Васильевич? Сам он уверен в скорой помощи союзников нашим силам на Волге?
— Не был бы уверен — не собирался бы переезжать туда, — буркнул Драгомиров, всем видом показывая, что далее развивать эту тему считает излишним.
Врангель укрепился в своих подозрениях: явно не на пустом месте они возникли.
— А здоровье его как? Говорят, болен серьёзно.
— Об этом в письме ни слова. — Драгомиров надул щёки.
— Но тогда, Абрам Михайлович, мне непонятна стратегия Деникина... Фронт создаётся на Волге, туда едет Алексеев, а он двинул армию в противоположном направлении — на Кубань. И какой смысл тратить силы на повторный штурм Екатеринодара, когда идти надо на Царицын? Только через Царицын можно связать антибольшевистские силы юга и востока. И никак по-другому.
— Пожалуй... Но Деникин намерен прежде всего освободить Кубань с Тереком. И создать там прочную базу... Екатеринодар он возьмёт — в этом сомнений нет. Шульгин уже умчался туда — издавать газету...
— Решил обратить Алексеева с Деникиным в монархическую веру?
Драгомиров и эту тему не поддержал, только сильнее надул щёки.
— Всё увидим на месте, Пётр Николаевич. — Он тяжело поднялся из-за стола, подперев лысиной отцовский портрет. — Так что ты решил? Едешь со мной?
В тоне его Врангель явственно расслышал неудовольствие. Что ж, искать добра от добра не приходится. Тем более с таким трудом, да не однажды, удалось избежать зла.
Поспешив встать вслед за хозяином дома, заявил, что согласен. Но тут же оговорил: сначала Заедет в Ялту к семье, а уж оттуда — в Екатеринодар.
Там и условились встретиться.
Покидал Врангель дом Драгомирова окрылённый: разъедающие душу сомнения и мучительная неопределённость рассеялись как дым. Длинные пружинистые ноги несли под гору стремительно. Словно обутые не в жёсткие и тесные ботинки механического производства петербургского товарищества «Скороход», а действительно в сказочные сапоги-скороходы. И не заметил, как пролетел между обступившими почти не освещённую улицу старыми зданиями в готическом стиле, построенными немецкой колонией Киева: кирхой, реальным училищем, женской гимназией, церковью... Острый шпиль лютеранской церкви глубоко вонзился в пыльную фиолетовую темноту.
Слава Богу, судьба его решилась наконец! На Волге его ждёт настоящее дело! Алексеев с головой уйдёт в политику и сношения с союзниками, а военное управление отдаст Драгомирову. Иначе не настаивал бы на его приезде. Драгомиров же загодя решил доверить ему формирование конных частей. Кому ж ещё-то? Самому в седло уже не вспрыгнуть: годы не те... Из-за стола-то лишний раз лень встать, да и сквозняков в чистом поле слишком много. Потому, видно, и недоволен был его промедлением с согласием... Нет, Петруша, не зря ты выжидал, не напрасно искал так долго, куда приложить силы. Да, именно на Волге твоё место. Именно оттуда предводимая тобой конница начнёт освобождение многострадальной России...
Анненковская спускалась на Крещатик точно против «Савой-отеля».
Магазины на первом этаже гостиницы уже позакрывались. Пьяно шумела нависшая над парадным подъездом длинная веранда ресторана. Тосковал и звенел гитарами цыганский хор. В ярком кругу электрического света, льющегося из-под веранды, ожидали, выстроившись в затылок, трое лихачей. Настораживая кровных рысаков с забинтованными ногами, урчал мотором открытый автомобиль. На его передней двери распластался германский чёрный орёл, обведённый белым контуром. За рулём восседал унтер, не уступающий лихачам ни дородностью, ни чванливостью.
Уже перешагивая узкие трамвайные пути, Врангель ощутил вдруг на душе что-то тревожное... Едва, впрочем, уловимое. Что-то вроде водянистого привкуса в вине дождливого года. С чего это вдруг? Цыгане чёртовы тоску нагнали? Или вылизанных тевтонов лицезреть сил уже нет? Весь «Савой» заполонили, сволочи... Париж захватить не удалось, так хоть «Савой» киевский... Да наплевать на них. Или Драгомиров тому виной?..
Ах да, верно... По какой-то причине ушёл от разговора о здоровье Алексеева... Ну, ушёл. Наверняка из деликатности. О чём тут тревожиться? В конце концов, старики без болезней не живут...
2 сентября — 25 августа (7 сентября)
[22]. Ялта — Ростов-на-Дону — Екатеринодар
Отметив 15 августа по-старому, в среду, свой 40-й день рождения — очень скромно, в кругу семьи, — Врангель с женой, пожелавшей непременно ехать с ним, в понедельник покинул Ялту. И только в субботу добрался до Екатеринодара — «стольного града» Кубанского казачьего войска. Позади осталось утомительное, хотя и без обычной пересадки в Керчи, путешествие на пароходе РОПиТа «Король Альберт» до Ростова. И ещё три дня толкотни по его центральным улицам, хорошо знакомым с детства...
...Революционная анархия — заметил сразу, едва поднялся на борт — оставила свою мертвящую печать и на коммерческом флоте: «Король Альберт» потерял былую роскошь, а капитан и его помощники — элегантность и предупредительность. Пароход, прежде — почтово-пассажирский, опасно перегрузили товарами: на палубах, даже верхней, громоздились бочки, ящики и тюки. Толпа пассажиров была так густа, что без помощи локтей не пробиться. В кают-компаниях I и II классов царила совсем иная публика — не та, что в прежние времена: толстые и болтливые армяне, смуглые и горбоносые греки и рыжеватые евреи в чёрных жилетках. Держались они вольготно и даже нагло, свои перевязанные верёвками чемоданы и узлы навалили прямо на бархатные диваны, по-медвежьи откупоривали, обливая столы и ковры, бутылки с шампанским и жадно заглатывали пищу, чавкая и хлебом собирая с тарелок жирный соус.
