Порывался забрать у сестры кнут и вожжи, покрикивал на коней и, забыв про бинокль, до рези в слезящихся глазах всматривался в дальний конец дороги, обрывающийся спуском в долину: не показались ли главные силы. Тщетно... Ярость, разбушевавшись, задавила отчаяние и горечь. Безладнов, задница, последний день нынче командовал! На обоз его!
Сестра — бедовая, по всему, бабёнка — махала кнутом без устали, санитарные кони не подвели, и линейка летела под уклон как на крыльях. Скоро нагнали несущийся артиллерийский унос. Двое ошалевших ездовых взгромоздились на левую, осёдланную, лошадь.
— Солдатики, дайте лошадь! — выкрикнул истошно.
Унос остановился не сразу.
Спрыгнул с линейки и сам, едва справляясь и с дрожью в руках, и с пряжками на ходящем ходуном и мокром лошадином боку, отстегнул подручную, без седла. И поскакал, охлюпью, дальше.
Крупная уносная кобыла по сравнению со строевой показалась настоящим мастодонтом. Уже через минуту тяжёлого галопа, как ни сжимал колени и ни наклонял корпус вперёд, весь зад, подпрыгивая, отбил о её широкую и будто бы каменную спину...
Только у края плато столкнулся с корниловцами, рысящими навстречу. В голове, за белоусым Безладновым, шли его конвойцы и ординарцы.
Резкими жестами подал команду «Стой!» Заставить уносную кобылу переменить ногу на галопе удалось не без труда. Соскользнул, не дожидаясь, пока встанет. Сбитой до крови спины не заметил.
Вцепившись в густую чёрную гриву, вспрыгнул на кабардинца и уже в седле выхватил из рук Гаркуши поводья и шашку: ошарашенный видом одиноко скачущего охлюпью начальника, тот замешкался. Нервный и гордый жеребец, не привыкший к такой грубости, заржал и, прижав уши, попытался укусить за колено. Усмиряя его, резко натянул поводья. С пронзительным скрежетом выдернул клинок. Никого и словом не удостоил...
Лаву разворачивал на рысях, подавая знаки шашкой и не жалея боков кабардинца. Скоро разглядел впереди хвост конной колонны противника: шагом удалялась к Урупской. Переведя лаву на галоп, осатанело кинул по стерне в преследование...
Топорков и Безладнов расстарались: к вечеру выбили красных из Урупской, захватили пленных и трофеи. Нашёлся и злосчастный «Руссо-Балт», брошенный на станичной площади.
Попавших в плен большевиков и бывших матросов Черноморского флота Врангель приказал расстрелять на месте, а кубанских иногородних — предать станичному суду. Тот свершился скоро: смертная казнь через расстрел.
Проживающим в Урупской мужикам, сочувствующим власти совдепов, старики тут же приказали всех «большаков», убитых в бою и расстрелянных, похоронить, где хотят, но только не на станичном кладбище...
Тем временем Муравьёв взял и Бесскорбную.
Но переправами — ни большой, ни малой — овладеть не удалось: красные, укрепившись на высоком каменистом гребне восточного берега, в версте от речки, оборонялись с необычайным упорством. Затемно уже Врангель отдал приказ прекратить атаки...
Совершенно вымороченный, стоял он под старыми полусгнившими ивами на берегу неширокого — меньше десятка саженей — Урупа в четверти версты от переправы. Молчал и смотрел в почерневшую воду, слегка отдающую болотом. А видел облитые послеполуденным солнцем тела, застывшие ч каких-то неестественных позах. Обескровленная плоть, глубоко разрубленная шашечными ударами, стала белее нательного белья. И белизна её на фоне вытоптанной молодой зелени, пробившейся на обочине через высохшую за лето траву, резала глаза ослепляющей яркостью.
Больше десятка офицеров и солдат зарубили красные на месте, где стояла 1-я конно-горная батарея. «Товарищи» успели всё: и своих раненых забрать, и обе пушки с автомобилем увезти, и убитых раздеть.
Верная смерть и его было настигла. В самый затылок дышала, старуха чёртова, да споткнулась... Зря только, Петруша, деньги бы потратил на курпей, сукно, козла и пошив...
На гребне время от времени заливисто стучал пулемёт. То ли для острастки пускал очереди, то ли подъёмный винт неправильно установлен — пули посвистывали где-то высоко над головой.
Часть 3 СТАВРОПОЛЬСКОЕ ВОЗНЕСЕНИЕ
10—11 (23—24) октября. Бесскорбная
устой треск винтовочного залпа окатил уже упокоенную сумерками Бесскорбную. Ещё залп... По звуку — с северной окраины, откуда уходит просёлок на Урупскую.
По просторному дому станичного атамана торопливо затопали чувяки. Рогов, выпустив из рук нож с вилкой, проворно выскочил из-за стола. Бессловесно, быстрым переглядом, получил разрешение начальника и кинулся в сени, оставив дверь распахнутой. Совсем забыл про подвёрнутую ногу, съязвил про себя Врангель. Чубчик свой рыжий от шашек, когда «товарищи» неожиданно атаковали батарею, уберёг. Никто за ним и не гнался: кому он такой нужен... Но пока нёсся стремглав к зарослям кукурузы, дважды пропахал поле острым носом. До сих пор примочки на ссадины ставит.
Допил кипячёное и уже остывшее молоко, аккуратно поставил кружку на вышитую скатерть... Нескольких секунд хватило, чтобы прикинуть положение: «товарищи», воспользовавшись ранними сумерками, сильным обмелением речки и — почём знать — ротозейством выставленных застав, переправились через Уруп ниже по течению. С целью... взять станицу? Или резануть по тылам до Синюхинских и расколоть дивизию надвое? Получается, разведка ошиблась... А ежели это всего лишь ложная демонстрация, а главный удар наносится по Урупской? А что же Корниловский полк, чёрт возьми?! По времени, уже должен выступить как раз в том направлении. Напоролся на цепи и вступил во встречный бой? Что-то не очень эта стрельба похожа на бой...
За окном, уже прикрытым ставнями, труба нервно запела «тревогу».
Дверной проем перегородил плечами Гаркуша. Из-за серебристого погона торчал короткий ствол карабина. Руки решительно протягивали фуражку — всё поле обрыскал, но нашёл-таки её — и шашку с болтающейся портупеей. Дрогнув, пламя каганца согнало с его скуластой физиономии мрачную тень и озорно блеснуло в глазах.
— Повечерить не дадут, сволочи...
...Позавчерашним ещё утром Врангель перебросил Корниловский конный полк сюда, в Бесскорбную. Вместо него отправил Топоркову, в Урупскую, 1-й Линейный.
Не успел ещё полк расположиться по квартирам в восточной её части, прилегающей к самому берегу, как разведка доложила о сосредоточении противника против Урупской. Для парирования очередной попытки большевиков отбить станицу решил создать кулак в четыре полка. И никак не меньше: если дело пойдёт удачно, Топорков на плечах отступающих сумеет переправиться через Уруп. А чтобы не вводить красных в соблазн ударить по ослабленному участку, нынче днём отправил Безладнову приказ: с наступлением темноты скрытно выйти с полком из Бесскорбной и идти в Урупскую, в распоряжение полковника Топоркова...
