– Понимаю. – Выпростав правую руку, шевелю пальцами. – Морти, дай мне Кэролайн.
– Да, сэр.
Морти вкладывает телефон мне в руку, и я подношу трубку к уху.
– Кэрри, все случится сегодня. Оповести команду. Я формально подтверждаю, что мы переходим ко второй фазе.
Чтобы приготовиться к тому, что нас ждет, сказать требовалось лишь это. Если б нам грозила «обычная катастрофа», из тех, к которым мы готовились после 1959-го
[31], я бы сослался на уровни боеготовности – либо для военных систем по всему миру, либо для отдельных частей. Сейчас все иначе: мы столкнулись с кризисом, о котором в пятидесятых и помыслить не могли. Предстоит задействовать совсем не те механизмы, что при обычном ядерном ударе. Кэрри точно знает, что такое вторая фаза: мы уже две недели как в первой.
В трубке слышно только дыхание Кэрри.
– Господин президент, – произносит она наконец, – похоже, что все уже началось.
Пока я выслушиваю ее, проходят самые быстрые – и самые долгие – две минуты в моей жизни.
– Алекс, – зову я. – Забудь про машину. Доставь нас к специальному борту ВВС.
Глава 47
Джейкобсон за рулем. Алекс сидит рядом со мной в задней части салона внедорожника; между нами подвешен пакет с препаратом. Стас – напротив.
У меня на коленях ноутбук, на экране – видео, спутниковая трансляция. Я вижу городской квартал, лос-анджелесскую промзону. Большую часть территории занимает одно большое здание, утыканное дымовыми трубами. Некий завод.
Темно. Часы в углу экрана показывает 02.07. Это было часа два назад.
Сквозь крышу и окна прорываются шары оранжевого пламени. Половина завода обваливается. Целый квартал исчезает в облаке черно-рыжего дыма.
Ставлю видео на паузу и навожу курсор на свернутое окошко в углу экрана.
По щелчку мыши оно раскрывается до полного размера. Окошко разделено на три части, и в середине – Кэролайн, она в Белом доме. Слева – Элизабет Гринфилд. Справа – Сэм Гэбер, министр внутренней безопасности.
Я надел наушники и подключил их к ноутбуку, так что слова моих собеседников слышны только мне.
– Ладно, я все видел, – говорю. – Начинайте с самого начала.
Голос у меня сиплый, в голове из-за препарата – туман, как с похмелья. Пытаюсь стряхнуть его и сосредоточиться.
– Господин президент, – обращается ко мне Гэбер. – Взрыв произошел около двух часов назад. Мощность взрыва невероятная. С пожаром еще борются.
– Расскажите о компании.
– Это подрядчик Министерства обороны, сэр. Один из самых крупных. У них множество объектов по всему округу Лос-Анджелес.
– Они чем-то выделяются?
– Конкретно на этом заводе производили разведывательные самолеты.
В чем тут связь? Подрядчик Минобороны… Самолеты разведки…
– Жертвы?
– По предварительным оценкам, погибших десятки, не сотни. Взрыв произошел посреди ночи, так что на территории завода находилась в основном только охрана.
– Причина? – Я стараюсь свести свое участие в беседе к минимуму.
– Определенно газ, сэр. Отнюдь не обязательно диверсия. Взрыв газа – обычное дело.
Поднимаю взгляд на Стаса – тот, моргнув, отворачивается.
– Вы ведь не просто так сообщили мне об этом инциденте.
– Верно, сэр. Компания связалась с Министерством обороны. Их техники настаивают, что нечто изменило настройки в скорости откачивания и работы клапанов. Возникла перегрузка соединений и швов газопровода. Причем саботаж совершен не вручную. На таких предприятиях охрана строже, чем в правительственных учреждениях.
– Удаленно.
– Есть такое подозрение, но определенно ничего сказать нельзя.
Спорю, я знаю, кто на такое способен. Украдкой бросаю взгляд на Стаса: тот, не подозревая, что я слежу за ним, поглядывает на часы.
– Догадки?
– Очевидных нет, – говорит Сэм. – Делом занимается КЭРКПСУ.
То есть команда экстренного реагирования на кибер-атаки, которым подвергаются промышленные системы управления.
– Сэр, в две тысячи одиннадцатом и две тысячи двенадцатом китайцы пытались внедриться в наши газотранспортные системы. Может, сейчас им удалось? Если они раздобыли реквизиты пользователя системы, то в самой системе могут творить что угодно.
Значит, китайцы? Не исключено.
– Думаю, вопрос номер один – это допускаем ли мы…
Смотрю на Стаса – тот глядит в окно.
Кэролайн подхватывает:
– …Не «Темные века» ли это? – Поняла, что в присутствии Стаса я не хочу болтать лишнего. Как всегда, она читает мои мысли и заканчивает их за меня.
Я задал вопрос, потому что хочу знать. А еще потому, что хочу услышать ответ министра внутренней безопасности. Сэм – из круга посвященных. Про вирус информацию слила не Кэролайн, не Лиз Гринфилд. То есть двоих из восьми подозреваемых я уже исключил.
Сэм Гэбер – из оставшихся шести.
Шумно выдохнув, он недоверчиво качает головой.
– Господин президент, миссис Брок небезосновательно полагает, что сегодня – тот самый день.
– Правильно.
– Она не называет источник таких сведений.
– Правильно, – повторяю.
Подождав немного, Сэм сознает, что большего ему не скажут. Склоняет голову набок – и все, больше никак не реагирует.
– Что ж, ладно, сэр, если дело обстоит так, то признаю: выбор времени подозрителен. И все же не могу не заметить, что выглядит все иначе. «Темные века» – это вредоносная программа, вирус, который мы обнаружили.
Строго говоря, не мы его обнаружили. Нам его продемонстрировали – Стас с Ниной. Правда, Сэм этого не знает. Он даже про Стаса не знает.
Или знает?
– Диверсия на заводе больше похожа на хакерскую атаку вроде адресного фишинга, – продолжает Сэм. – Надо только получить доступ к реквизитам сотрудника фирмы: прислать зараженный имейл, чтобы человек открыл вложение или прошел по ссылке. Далее на его компьютере устанавливается вредоносный код, открывающий хакеру доступ к имени и паролю пользователя, и прочей секретной информации. Стоит извлечь их, и можно совершить что угодно – вроде сегодняшней диверсии.
– Откуда нам знать, что «Темные века» действует иначе? – нажимает Кэролайн. – Мы не можем утверждать, что этот вирус не заразил наши системы тем же путем. Мы вообще не знаем, как он проник в них.
