Мы снова замолчали и так, в тишине, пролежали еще какое-то время.
– Так и будем внутренности охлаждать? – не выдержал я.
– Да. Ждем псевдорысь, – недовольно прошипел Адлер.
– Рыжий, а если она не тут обитает?
– Я ее повадки знаю!
– Это хорошо, – сказал я. – Кстати, законовец, напомни, чтобы я тебе позже по морде за психа врезал.
Адлер промолчал.
Тишину нарушил звук упавшего с ветки пласта снега. Ветка при этом скрипнула, словно радуясь свободе. Я внимательно смотрел через прицел автомата: вдруг это соскочила псевдорысь. Прошла минута, потом еще одна… Без изменений. Вот только ветка все не унималась, монотонно скрипя. Я хотел поддеть Рыжего, но передумал. «Надо чуть отдохнуть, накопить энергию. Да и вообще – солдат спит, а служба идет». Я вдруг понял, что приклад автомата – замечательная подушка. Рот почему-то наполнился горькой слюной, я сплюнул в сторону, попал на ствол дерева. Это меня позабавило. Я вяло пригляделся к чаще. «Странно, ветка уже не дрожит, а дурацкий скрип не затихает, а может, этот звук – в моей голове. Теперь, вроде, изменилась его тональность, он стал похож на монотонное завывание. Тихое, как колыбельная. Но какая-то извращенная колыбельная».
Странно. Мне казалось, в округе только одна сосна завалилась. Именно за ней мы и залегли с законовцем. Но чуть правее, вдалеке, я заметил еще одно поваленное дерево.
Я все-таки не удержался и опустил голову на приклад, закрыл на секунду глаза. «Я окончательно спятил? Осталось только определиться, когда произошел момент сдвига. После того, как меня ударили прикладом на крыше? Да, память тогда точно начала шалить. А если раньше? В колхозном схроне! Вот почему мне Трофимыч чудится! Кстати, снег уже и не такой холодный, а теплый, как пуховое одеяло. Еще и звук этот, похожий на песню. Приятную песню, под такую я засыпал в детстве… Нет! В коллекторе. Точно. Это все мозгоправ!»
Я приподнял голову, сплюнул горечь. Поразился тому, какой же красивый этот лес. И денек погожий… Я усмехнулся. «В зоне. Погожий денек. Ах, как замечательно шумит ветерок. Лохматый лес. Рыжий лохматый лес, одетый в белый маскхалат. Значит, он тоже военстал. Вон даже то поваленное дерево лес передвинул ко мне поближе. Смешное дерево. Было далеко, а теперь близко, в нескольких метрах. А трещины на конце ствола напоминают глаза и рот. Ладно, псевдорыси нет – и хорошо…»
Я хотел подергать Адлера, но повернуть в его сторону голову оказалось сложной задачей. Когда у меня это получилось, я увидел, что законовец лежит с закрытыми глазами и протянутой в мою сторону рукой, на снег капала кровь с его прокушенной губы. «Вот чудак, – подумал я. – Странно, а зачем он губу прокусил? Наверняка больно! Да и спит он, как испуганный щенок, дрыгает ногами и чуть поскуливает».
Вдруг какая-то тень накрыла охотника на мутантов, и между нами рухнуло дерево. «О, старый знакомый с ветками-конечностями и трещиной рта. Как его сюда занесло? Ветром? Вроде дерево тяжелое, да и ветра тут нет. А лежать в снегу – тепло и хорошо». Я почувствовал, как тяжелеют веки, и закрыл глаза, но встрепенулся и укусил себя за нижнюю губу. К горечи во рту присоединился вкус соли. Зато слабость, которая сковала тело и тащила мое сознание во владения Морфея, начала проходить. «Дурацкая колыбельная выела мне мозг похлеще мозгоправа! Что там Антонов говорил? Устал? Кошмары его мучают?»
Я начал медленно наматывать ремень автомата на предплечье. Виток, еще виток – и для закрепления… Тяжело. Очень тяжело мне это движение давалось. Даже бежать в вонючих обносках торков, по холоду, в ночи, мне было легче. А я-то думал, тот спринт останется самым тяжелым испытанием в моей судьбе.
Я сжал ремень в кулаке. И тут вдруг меня бесцеремонно перевернули и, схватив за капюшон, куда-то потянули… Несколько раз я ударялся о стволы деревьев, один раз куст высыпал на меня ворох снега. Колыбельная уже звучала, казалось, во всем теле, проникала через мозг во все органы. Я умирал… Нет, засыпал… Или все же умирал?
Я чуть приоткрыл глаза… Надо мной было небо, которое заполонили тучи с голубыми прожилками. Я видел качающиеся на ветру верхушки сосен. Мне нестерпимо захотелось туда, к ним, чтобы глотнуть холодного, бодрящего воздуха, смыть с себя эту липкую паутину сна, заставить замолчать этого неведомого певца! Колыбельная перестала мне нравиться. Появилась в ней фальшь, и я понял, что больше не желаю ее слушать.
Тащили меня не очень бережно, словно взяли на буксир – и вперед, по кочкам и ухабинам. Я повернул голову. Параллельно со мной тащили Адлера. За плечи, плотно обложив ветками… Я силился понять: кто же это такой сильный, что может тащить таких здоровых мужиков?
«Точно, я съехал с катушек. Может, меня накрыло излучением? Еще на Заводе, где пели провода электросетей?»
Поваленное дерево, которое я давно заметил, шло впереди. Именно его ветки-лапы волокли нас. Я понял, что эта песня исходит от него, будто рождается внутри этого существа… Мне стало страшно. Очень страшно. Даже Карим и Гунч не внушали мне такого ужаса. А тут… Нас тащил леший, который напевал колыбельную. Колыбельную страха.
«Лишь бы не обмочиться. Стыдно будет… Не будет. Никто нас не найдет. Я не знаю, что эта деревяшка собирается с нами делать, но это – точно поезд в один конец! Дерево?! Да какое это дерево?! Леший, самый настоящий леший! Если кто-то из ученых приложился к его созданию, то пообрываю им всем уши вместе с руками!»
Нас выволокли на поляну. Все силы покинули мое тело. Я мог только наблюдать… Угол зрения изменился. Я словно увидел поляну со стороны. Место это казалось черным от сажи и обгорелых бревен. Я попытался их мысленно сложить – и получился сруб. Сгорел он давно, но бревна остались. Черные круги остались… Леший склонился над четырьмя телами. Значит, остальных законовцев он тоже успел сюда принести. Он без труда, но очень медленно сложил наши тела крест-накрест.
Я посмотрел наверх – и перестал дышать. Красота неба раздавила меня, ослепила! Звезды, огромные звезды сияли надо мною! Тучи разбежались, открыли колодец к небесным светилам. Я словно завис между обугленной поляной и этими звездами. «Какая прекрасная ночь!» – подумал я. Леший встал над нами, прогнулся – как арка. Его ветки начали нас ощупывать… Внезапно что-то изменилось. Холодный ветер? Картинка поменялась, и я оказался в Деревне Новичков. Тогда, когда я впервые туда пришел за Хрипом… Старый телевизор мерцал, потом появилось изображение. Седой старик в белом халате…
– …молодой человек, эта технология поменяет весь мир… Вывернет всю грязь, очистит наш мир… В нашей лаборатории мы добились неимоверного успеха!
Старик напоминал мне фреску, выложенную на торце здания НИИ Метпром, где был изображен какой-то человек, похожий на профессора. Я все смотрел на экран, где показывали черно-белый фильм. Или это был не фильм? «Что сказал профессор? В нашей лаборатории?»
Я закричал. Закричал в дыру в небе, закричал в этот серый фильм. Закричал на пределе своих возможностей:
– Где!? Где твоя лаборатория!!!
