Отряд шталкеров, зайдя в темный дворик, ранее огороженный забором, а теперь открытый всем желающим для посещения, подошел к ближайшему из высоких арочных входов. Массивные дубовые двери устояли под натиском времени. Боевая группа отработанными точными движениями рассредоточилась перед ними, стараясь перекрыть возможные подступы для атаки любого неприятеля. Снайпер обследовал верхние этажи южного и северного крыла, замыкавших двор, словно капкан. Георгий Иванович еще раз удивился слаженности и отточенности действий людей, превращающих сталкерский отряд в единый боевой организм. Командир стволом автомата приоткрыл тяжелую створку и заглянул внутрь здания. Если снаружи было темно, то за ней – хоть глаз выколи. Дверь отозвалась громким скрипом несмазанных петель, который отразился многократным эхом в пустых помещениях. Приоткрывшись наполовину, оставив щель около метра, створка хрустнула в одном из шарниров, и массивное дубовое полотно, резко просев, наглухо заклинило.
– Хорошо еще, что не рухнула… придавила бы на хрен, – шталкер опасливо посмотрел на перекосившуюся тяжелую деревяшку. Включив фонарик, он осветил небольшой холл и пересекающий его отрезок коридора, уходящего куда-то вправо. Махнув бойцам рукой, он первым вошел в здание, прижав источник света, на манер подствольного фонарика, к оружию, стараясь держать на прицеле пространство впереди себя.
Штольц шагнул следом, не отставая от командира. Насколько хватало света фонарей, виднелся только длинный пустой коридор. Мрак съедал все за границей света, но фантазия дорисовывала картинку длинного прохода. Казалось, что из одного из множества помещений, выходящих в него, выскочит жуткая тварь или ошалевший полковник в полицейской форме. Последний вариант вызвал у штандартенфюрера улыбку. Ну, не вязалось у Штольца название «мент» с чем-то другим. Главное, чтобы не было смешанного варианта – мохнатое нечто в полицейской фуражке. Совсем уж развеселившись, Штольц с трудом вернулся в реальность. «Хорошо еще, что шталкеры не видели под маской противогаза моей глуповатой улыбки, а то точно решат, что умом тронулся начальник».
Но, несмотря на кажущуюся пустынность в помещениях, тишины в огромном здании не было. Вездесущий сквозняк гулял по комнатам и коридорам. Свободно врываясь в выбитые оконные проемы, он слонялся по безлюдным просторам коридоров, заглядывая в каждый уголок, шелестя целлофаном, хлопая створками покосившихся шкафов. Здание жило, и музыка его сопровождала уже чужих здесь людей, которые осторожно, но довольно быстро и беспрепятственно шли боевым строем, контролируя все направления. Командир замер перед очередным поворотом. Штольц поражался памяти шталкера: тот вел отряд по зданию, в котором никогда не был, план которого изучал только перед выходом, и ни разу не сверился со схемой. Без этих профессионалов он давно бы уже сгинул в бесконечных поворотах и проходах.
– Туда, – он указал в очередной темный коридор. – Там пожарный выход во двор. – И первым двинулся в этом направлении. Но после нескольких шагов его остановил грохот выстрела и падающего за спиной тела. Совершенно бесшумно, откуда-то сверху отделилась тень размером чуть меньше человека и свалилась на голову последнего бойца. В последний момент шталкер, прикрывающий тыл отряда, каким-то шестым чувством почувствовал опасность и успел развернуться и встретить тварь выстрелом, но раненый мент, а это был именно он, сбил своим телом шталкера, полоснув сверху вниз когтями по сфере и бронежилету. Страхующий своего друга напарник смачно, с каким-то чавканьем, вогнал и провернул лезвие тактического боевого ножа в основание шеи монстра, накрывшего своим телом поверженного бойца.
Дикий вой прокатился по всему зданию. С разных сторон, как будто все черти мира собрались тут с целью отомстить за смерть собрата, отозвались твари.
– А я уже поверил, что тихо дойдем, – проворчал командир.
Бойцы скинули сдохшего мента на пол, освободив из-под него товарища. Маска противогаза у парня была сорвана. Шталкер непонимающе моргал. Было видно, что он оглушен и находится в глубоком нокдауне. На стальной сфере остались три глубокие царапины, а сталкерский костюм, рассчитанный выдержать попадание пули, был распорот, как консервная банка, и из-под формы медленно сочилась темная кровь.
– Давайте, поднимайте его быстрее, уходим, – почему-то шепотом произнес командир. Бойцы подхватили раненого товарища под руки и бегом потащили к указанному выходу. А по всему зданию, как лавина или камнепад, грохотал топот множества ног, сопровождающийся леденящим кровь завыванием.
***
– Красота-то какая! – Катя стояла посреди Киевской с удивленно распахнутыми глазами. Да, посмотреть было на что. Хорошо освещенная станция, что по меркам Ганзы не являлось чем-то необычным, казалась еще более яркой из-за белоснежных стен и красивых настенных фресок в позолоченных барельефных рамах. Возле каждой хотелось остановиться и рассматривать часами. Не поблекшие со временем краски рисовали зрителю подробную историю взаимоотношений двух братских народов: украинского и российского. Оторвавшись от лицезрения очередной картины, где колоритный мужичок в костюмчике со смешной бородкой, развернув бумагу, читает огромной толпе, среди которой стояли люди в форме с оружием, и куда-то указывает рукой, Катя с некоторой неохотой пошла за Федором. У Шматкова уже явно кончалось терпение, и причиной этому была не столько внезапно проснувшаяся любовь к прекрасному у его подруги, сколько местные жители, кидающие на нее алчные взгляды.
– Нам еще надо снаряжение кое-какое купить. Дальше, скорее всего, поверху пойдем, а ты тут картинки разглядываешь.
– Так красиво же, – Катя в очередной раз замедлила шаг перед следующей фреской и сразу же привлекла внимание продавца – жгучего брюнета с тонкими усиками и в огромной, несоразмерной его голове кепке.
– Куда спэшиш, красавица. Не торопис, порадуй глаз настоящему джигиту. А лучше бросай своего увальня, оставайся со мной – не пожалэеш.
Увалень зыркнул на джигита, заставив того проглотить окончание фразы, после чего, взяв Катю за руку, решительно повел ее вглубь станции.
– А чего это они какие-то странные? Нерусские, что ли? И говорят так смешно – с акцентом.
– Кавказцы. За ними тут соседняя станция, так вот и понаехали… – с пренебрежением ответил Шматков. Все-таки националистская доктрина, годами вбиваемая в молодой неокрепший ум, оставила свой неизгладимый отпечаток. Ну не мог Федор относиться к кавказцам спокойно. Раздражали они его изначально. Бесили своей наглостью и безапелляционностью. Своей национальной стадностью. Вот совершенно невозможно с ними общаться, если их собиралось больше трех, а по одному вроде все нормальные и адекватные, и акцент даже куда-то девается. – Горячая кровь. Ты с ними поменьше разговаривай – нам же спокойней будет.
Только сейчас Катя заметила, что станция прямо кишит жгучими брюнетами, кидающими на нее жадные взгляды, будто женщин они сроду не видели. С чего бы это? На станции хватало красивых грациозных девчонок, с тонкими чертами лица и огромными миндалевидными глазами. Поежившись под раздевающими взглядами, Катя непроизвольно прижалась к Федору, стараясь не отставать от него, подлаживаясь под его широкий шаг. И не отходила от него, пока тот приобретал противогазы, плащи и оружие, чувствуя, что если она отпустит руку своего спутника, то сразу же безвозвратно исчезнет среди этого пугающего ее народа.
