Тех, которые все же прорвались через зону прикрытия, Оккервиль встретил ураганным огнем. Атака захлебнулась.
Но полковник не спешил радоваться.
– Усилить группы быстрого реагирования, – распорядился он.
И вовремя. Веганцы атаковали уличный вестибюль станции Проспект Большевиков. На этот раз бой был упорным, долгим и тяжелым. Десять штурмовиков остались лежать у стен вестибюля. Шесть «двухсотых» спустили в метро санитары Оккервиля. Еще троих с пулевыми ранениями отправили в лазарет.
До самого вечера ни один вражеский отряд не решался больше пробовать на прочность границы Оккервиля.
Община ликовала. Люди праздновали первую победу над врагом. Не радовался лишь полковник.
– Все силы на Ладогу, – приказал Дмитрий Александрович.
И снова не ошибся.
Утром двадцать второго ноября враг ворвался на Новочеркасскую. Но там веганцев ждал очередной сюрприз. Ни одного защитника. Только хитроумные смертельные ловушки на каждом шагу. Не убив ни одного оккера, веганцы потеряли восемь человек. Потери врага могли быть и больше, но печальный опыт быстро учли. Атаку прекратили, пустили вперед саперов. Большинство мин удалось найти и обезвредить. Путь к столице общины был открыт.
– Шутки кончились, парни, – объявил полковник отряду, который должен был удерживать один из блокпостов Ладожской. – Теперь они попрут. К бою! Мочи ублюдков!
– Мочи! Мочи зеленожопых! – закричали солдаты. И громче всех кричал Игнат Псарев. Сжимая в руках «Вал», Пес занял позицию у бруствера из мешков с песком. Рядом с ним стоял Дима Самохвалов с «Бекасом». Все, кто мог держать в руках оружие, выдвинулись на блокпосты. Оккервиль затаился в ожидании грозного врага. И враг пришел.
Из влажной туннельной тьмы послышался шорох шагов. Это приближались веганцы. Медленно, осторожно, прощупывая каждый метр путей, высылая вперед разведчиков, к Ладожской подбирались штурмовые группы. Веганцы соблюдали все меры предосторожности. Из десяти сигнальных зарядов сработало лишь два. Но и этого хватило. Дружно ударили пулеметы. Заработали автоматы, винтовки, пистолеты.
Шквал огня обрушился на атакующих. Игнату казалось, что под таким обстрелом выжить невозможно, что ураган свинца сметет все живое. Но он ошибся. Империя бросила в атаку отборные силы. Эти отряды уже брали Владимирскую и Достоевскую, Маяковскую и Площадь Восстания. Веганцы рассеялись, залегли, переждали. Едва пулеметчик остановился для перезарядки, как по блокпосту был открыт ответный огонь. Первым упал пулеметчик, ему прострелили голову. К «Печенегу» ринулся другой солдат Оккервиля, и тут же сам получил пулю. Во врага полетели гранаты. Туннель огласили взрывы, стоны раненых и умирающих. Но атака продолжалась. Веганцы упорно шли вперед.
Пес просунул ствол «Вала» в амбразуру.
Прожектор был уничтожен в самом начале боя, едва его включили. Больше никто не решался включить даже фонарик. Лишь вспышки выстрелов освещали поле кровавой битвы. Дождавшись очередной вспышки, Игнат выпустил короткую очередь, срезав сразу двух врагов. Перевел ствол вправо, ударил одиночным, но уже в «молоко». Засек движение у стены туннеля, резко повернулся… Но выстрелить Псарев не успел.
Он ощутил сильный удар в плечо – и тут же левая рука повисла. Но сталкер не вышел из боя. Подобрав с пола упавший «Вал», Игнат сделал еще несколько выстрелов. Вокруг рвались гранаты, свистели пули. Псарев видел, как упал Дима Самохвалов – осколок гранаты угодил ему в ногу.
– Санитар! Санитар! – кричали тут и там.
Стоны раненых тонули в жуткой какофонии боя.
Отряд нес огромные потери. Но и напор веганских штурмовиков ослабел. Враги выдохлись. Отстреливаясь, подбирая по пути тела убитых соратников, войска противника отступили на Новочеркасскую.
И вот тогда на блокпост примчались, наконец, санитары с носилками. Одного за другим они подбирали контуженных и убитых бойцов, уносили на станцию и тут же возвращались за следующими. Диму уложили на носилки и понесли туда, где сияли станционные огни. За ним двинулся Игнат.
В туннеле в десятке метров от станции Псарев увидел Алису. Ее халат покрывали свежие кровяные разводы, волосы были взъерошены, лицо – бледное. Видимо, девушка только что вышла из операционной.
– Господи! Игнат! Живой! – воскликнула Чайка, увидев сталкера. Кинулась навстречу. Но обнять не решилась, увидела кровь на куртке.
– Навылет? – спросила она.
– Не. Застряла.
– В операционную его, быстро! – Алиса повела сталкера за собой в центр перрона. Там опытный хирург извлек из раны Псарева пулю, сделал перевязку и отпустил.
* * *
В самый разгар битвы за Ладожскую полковник бросил резервы на Проспект Большевиков.
Как всегда, он все рассчитал точно. Веганцы бросились на штурм Проспекта. Они прорвались через огонь, взяли блок-посты, перебили почти всех защитников. Еще немного, и враг ворвался бы на станцию. Но резерв подошел вовремя.
Это был страшный бой. Драка стенка на стенку. Кровавая рукопашная резня.
Патроны быстро кончились и у веганцев, и у оккеров. В ход пошли ножи, саперные лопатки, кулаки, зубы. Люди катались по полу, швыряли друг друга на тюбинги, били ногами, руками, пока хватало сил.
Веганцы не выдержали, дрогнули, отступили. В туннеле остались лежать два десятка убитых штурмовиков. Вперемешку с ними валялось не меньше дюжины бойцов Оккервиля. Раненых собрали санитары, выдвинувшиеся со станции, едва стихли звуки боя. Прямо в туннеле при свете ручных фонариков медики делали перевязки, накладывали шины. Потом бережно укладывали бойцов на носилки и относили на станцию.
Битва с силами Империи кончилась. Начиналась другая схватка: за жизни раненых и искалеченных. Десять лет Бодров заботился о том, чтобы поддерживать в общине высокий уровень медицины. Теперь врачам и санитарам Оккервиля предстояло показать, на что они способны.
Два дня не стихали в лазарете стоны и крики раненых. Два дня, не зная сна и отдыха, медики обрабатывали раны, меняли повязки. Ампутировали руки и ноги своим солдатам. Боролись до конца за каждую жизнь. Вся станция Ладожская превратилась в огромный лазарет. На перроне расстелили матрасы и на них уложили тридцать человек. Еще почти столько же закопали прямо в туннелях.
Военной мощи Оккервиля был нанесен страшный урон.
Среди медсестер, которые выхаживали раненых бойцов, была и Алиса Чайка.
Как хотела она уделить все свои силы и время Игнату! Была бы ее воля, она не отходила бы от него ни на шаг. Но вокруг Алисы стонали и молили о помощи десятки искалеченных людей. Для каждого у Чайки нашлось и ласковое слово, и заботливый взгляд. Для страдальцев, многие из которых на операционном столе лишились руки или ноги, все было важно, все имело значение: и компресс, и повязка, и прикосновение нежных женских рук.
– Ты откуда, сестренка? – шептали раненые при виде девушки. – Из рая, что ли?
