Вскочить бы с воплем радости, зацеловать, но заботливый остаток разума одернул порыв до умильного шепотка:
— Она спит!? Просто спит! Всего лишь спит!!!
Вчерашний вечер вспоминался с трудом. Вместо спирта Михаил притащил бутыль самогона, очень крепкого, и очень недурного. Растирание удалось; согретая газетным жаром и завернутая в простыню девушка пришла в себя.
Затем хозяин дачи нас удивил: пришел погреться сам. С керосинкой, плошкой горячего куриного бульона и немудреной картофельной закуской. Выпили по мальнькому стаканчику, конечно, за здоровье Александры. Продолжили за знакомство, благо, разница в возрасте у нас вышла всего ничего. За индустриализацию. За скорую победу коммунизма. За лучшую в мире советскую прессу, как оказалось, Михаил работал внештатным журналистом в "Правде". Затем в ход пошли анекдоты, а там и до кухонной политики рукой подать. Хватило невинного вопроса: "растолкуй, кто у нас главным-то нынче будет".
Картина вышла замысловатая.
Пост генерального секретаря ЦК большевики навечно и посмертно оставили за товарищем Сталиным. Таким хитрым способом они разрешили противоречие — с одной стороны отдали дань уважения последнему генсеку, с другой — выполнили его же просьбу об упразднении данного поста.
[220] Теперь управление СССР формально устроено по канону "партии не нужны вожди — у нее есть коллективный вождь, Центральный Комитет".
[221]
Последнее, конечно, — суть подлое лукавство. Хотя внешне все обставлено респектабельно, не придерешься. С разных концов страны в Большой театр съехались две тысячи избранных прямым тайным голосованием делегатов. После жарких дискуссий и словесных баталий они избрали из своих рядов самых достойных — сотню членов ЦК.
Однако если хоть чуть-чуть потрудиться и вникнуть в детали… злой гений Ильича оставил в наследство России поистине чудовищную пяти или даже шестиярусную идеократию.
[222] То есть принятая при Ленине система выборов обеспечивала сносную управляемость… в далеком прошлом, при ограниченном числе сообщников. Например, десять лет назад, в 1918, — сотня делегатов демократично избрала полтора десятка членов ЦК. Все на виду, все друг друга давно знают. Нечего и думать повлиять "с мест" на спаянный эмиграцией и тюрьмами коллектив.
Между тем в 1930 году в СССР более двух миллионов членов и кандидатов ВКП(б). Как быть? Выбирать каждого делегата на митингах в несколько десятков тысяч человек? Очевидно, плохая идея. Голосовать бюллетенями, на избирательных участках, как это делают практически во всех странах? Намного лучше! Некоторых странах к урнам не пускают женщин, в СССР нет избирательных прав у беспартийных. Дело житейское… но противоречит уставу партии. Накатить бы апдейт!
Но нет, большевики пошли самым неудачным путем из всех возможных. Рассуждали просто. Сколько товарищей технически можно собрать в одном месте? Величина понятная, самый большой зал страны, он же Большой театр, вмещает немногим более двух тысяч. Значит… столько делегатов и набрали.
[223]
Далее в ход идет математика. Тысяча избирателей на одного делегата — все равно многовато. Залов нет, организовывать процесс хлопотно, логистические проблемы, транспортные расходы, да еще попробуй накормить-напоить такую ораву дармоедов.
Есть путь проще: собрать на районные или городские собрания заранее избранных в первичках секретарей! Просто и надежно. Ведь все они, за редчайшим исключением, из наскоро перелицованных в пролетарии селюков,
[224] дурно образованных, до глупости наивных, политически неопытных. Сама по себе мысль пойти против патриархов — поставленных молотовским аппаратом секретарей райкомов и горкомов — в их мозгах прочно заблокирована с младенчества, на уровне инстинктов. Хуже того, большинство не полностью осознает значение собственных действий.
Каких участников региональной или республиканской конференции в способно выдвинуть такое "представительное" собрание? Очевидно и несомненно — под крики "ура!" пройдет любой спущенный сверху список. Но это еще не все! На случай просачивания идейных белых ворон предусмотрен дополнительный фильтр: партийные конференции. Именно там выбирают делегатов съезда. Голосование тут уже серьезное, тайное, да только после двухступенчатого аппаратного фильтра неожиданностей не бывает. Обойти согласованный состав сродни чуду, а не реальности.
Таким образом, три четверти кресел Большого театра заняли послушные послереволюционные выдвиженцы.
[225]
И тут опять начинаются проблемы с математикой процесса. По недомыслию, а может быть, наоборот, умыслу, съезд избирает в Центральный Комитет ВКП(б) более чем сотню членов. Принимать коллегиальные решения в разумные сроки такой огромный коллектив не способен чисто логистически, поэтому над ЦК… нагромождают следующий уровень сложности: специальный Пленум ЦК избирает десять-пятнадцать членов Политбюро.
Опять черезчур много для оперативного управления, поэтому в ход идут подковерные игры, в результате которых к реальной власти приходит либо тесная хунта из двух-трех договороспособных врагов, либо единоличный "великий" вождь со товарищи.
На XVI съезде ВКП(б), как и в истории моего прошлого мира, первая часть процесса прошла целиком и полностью под режиссуру генсека. Еще неделя работы съезда, и делегаты проголосовали бы единственно верным образом. Ничуть не из большой любви к Сталину, но основываясь на твердокаменной убежденности, что вокруг нет никого, кто мог бы занять его место, что любая смена руководства будет крайне опасна, что страна должна продолжать идти своим курсом чего бы это не стоило, поскольку остановка или отступление перед лицом врагов будет означать потерю абсолютно всего.
