— А кому сейчас легко, — охотно согласился я. — Многим хочется наплевать на глупую конституцию, и разрешить все просто и без затей, чрезвычайным декретом: повелеваю, чтоб завтра счастья всем и даром. Благие намерения… Вон, Советы — пробуют пачкой указов и револьвером загнать пролетариат и крестьян в рай. А что выходит? Ни минуты не сомневаюсь, там начнут отбирать землю у всех крестьян подряд уже в следующем году, назовут это ммм… коллективизацией. Красиво! Перспективно! Да только опять миллионы людей погибнут без всякого смысла!
Тут, на самом интересном месте, в разговор с тупейшим вопросом насчет помощи Ватикана в снижении репарационных платежей встрял блондин. И беседа, перемежаясь проклятиями на головы французов и англичан, покатилась в малоинтересную для меня сторону. Да так лихо и заковыристо, что я тривиально не успевал понимать всех тонкостей "кто, кого, за что и в какой позе". А посему — скоро задремал под гул голосов, сыпавших фамилиями, названиями партий и аргументами платформ. Черт с ними, вчерашними студентами и депутатишкой от проваливающейся небытие религиозной партии. Пусть дружно катят свою любимую Германию в кошмар моего прошлого и своего будущего — под березовым крестом на восточном фронте!
С утра толстяк Курт проявил заботу обо мне, как о больном. Перво-наперво подсунул тарелку, полную забавных рулетиков из маринованной селедки, с перышками свежего зеленого лука внутри. Ни отказа, ни денег не принял, накормил чуть ли не насильно. И ведь помогло не хуже капустного рассола. Еще и с правильным меню завтрака помог. Хороший попался попутчик, жаль, что нацист.
Так что до банка я добрался хоть и помятым, но более-менее дееспособным. На мучительно скучной и неторопливой процедуре оплаты и повторной авторизации героически сумел подавить четыре зевка из семи. Дальше дело пошло веселее: меня повели в святая святых — подвал. Пять человек — два хранителя амбарных книг, два мускулистых спецконвоира, к ним начальник, солидный господин, как бы не сам фон Мецлер. Цилиндрическую заглушку здоровенной металлической двери в хранилище отпирали персонально для меня, минут десять охранники по очереди крутили массивный штурвал привода ригелей. Впечатляющее объяснение зверского прайса на услуги.
Ячейку, узкую дверку в целой стене подобных, хранители открыли с молчаливым артистизмом. Подошли, синхронно вставили в два ключа, повернули, распахнули. И дружно посторонились — открывая доступ к содержимому… я напрасно сделал шаг вперед! Один из охранников с вежливой ловкостью отстранил меня в сторону, затем аккуратно вытянул из стены плоскую металлическую коробку полуметровой длины. Но мне не отдал, наоборот, потопал к выходу, неся сокровище на демонстративно вытянутых вперед руках. Пришлось двигаться следом.
Как оказалось — рядом имелась особая приватная комнатка. Старинное кресло, грубый стол, на нем стопочка листиков бумаги, прикрытая тяжелой оловянной крышкой чернильница, простое стальное перо времен Фридриха Великого. И, конечно, все еще закрытый ящик.
Я положил на него руки, погладил…
— Моя пр-р-релесть!
И решительно сорвал прочь легко поддавшуюся крышку.
Плотные пачки баксов, которые я так долго мечтал увидеть? Британские паунды? Марки? Ничего подобного! Дно коробки покрывали кольца, перстни, серьги, цепочки и ожерелья, женские, мужские, всех видов и размеров. Да это настоящий пиратский сундук, таким его рисуют в детских мультиках! Fifteen men on the dead man’s chest!!!
Забыв про все на свете, я нагреб полные горсти богатства, медленно разжимая пальцы выпустил тяжелый металл и опять набрал, и еще, еще раз, наслаждаясь тихим звоном сталкивающихся граней и камней.
— Так вот ты какое, золото партии!
Звук собственного голоса вернул способность мыслить. Я прикинул вес, и… расстроился. Использование в быту монет из драгметаллов не делает жизнь проще. Наоборот, золото тут неимоверно дешевое, если сравнивать с 21-м веком. Двадцатибаксовая купюра меняется на тройскую унцию, или тридцать с небольшим хвостиком граммов. Иначе говоря, полтора грамма в долларе. А значит все мое приобретение, — я еще раз приподнял коробку как гантель, — килограммов семь-восемь. Около пяти килобаксов!
Неплохой куш, хватит купить молочную ферму и полсотни акров земли в глуши Висконсина… Или побороться за оставленный в Ленинграде смартфон. Увы, на новую мировую революцию ничего не остается.
"Ох, не зря банкир в прошлый раз предлагали услуги специалиста-ювелира", — мелькнула удивительно здравая мысль.
Работа герра Гольдберга заняла почти неделю — сгоряча я не учел "камешки", требующие к себе вдумчивого подхода. За это время мне удалось отоспаться в близлежащем отеле, до неприличия отъесться в ресторанчике, даже закрутить коротенький роман с очаровательной продавщицей из молочной лавки. Увы, дело не пошло дальше посещения кинематографа и поцелуев при Луне. Не помогли сережки с красненьким камешками, девушке настоятельно требовалось колечко… увы, спокойная семейная жизнь покуда меня не прельщает. Зато получилось досконально изучить страшный рояль-комбайн местного тапера, при помощи которого он не только наигрывал подходящий сюжету мотивчик, но и умудрялся воспроизводить звуки ударов, шагов, дождя, ветра, грохот выстрелов и прочие полезные штуки.
Кроме того, на дне сейфовой коробки обнаружился пяток замусоленных бумажек с датами из начала 20-х годов; по всей видимости — расписок в получении денег. Наверно, они что-то значили для чекистов, но меня суммы не впечатлили, жалкие десятки, максимум первые сотни долларов или фунтов. Фамилии ничего не говорили, и я решил избавиться от дешевого компромата самым примитивным образом. Сложил в конверт, надписал — депутату Рейхстага герру Брюнингу. Внутрь добавил краткую записку — "благодарю за науку игры в Скат! Умоляю вас, берегитесь герра Гитлера, это не человек, а настоящее чудовище". Запечатал и кинул в ближайший почтовый ящик.
… Итог оценки внушал сдержанный оптимизм — почти двадцать тысяч долларов! Да с эдакими бабками можно нанять не один десяток эмигрантов-боевиков с опытом партизанских действий в окрестностях Петербурга!
Но потом, все потом. Сейчас вагон первого класса уносил меня на юг, в снежную горную Баварию. Не зря же, в конце концов, жадные финские юристы содрали с меня полсотни марок аванса за резервирование меблированного номера в одном из пансионатов курортного городка Берхтесгаден. Альпы зовут! И пусть история всего мира подождет — хотя бы пару недель!
2. Война войной, но обед по расписанию
Москва, апрель 1930 года (три месяца до р.н. м)
Мне не нравился этот город в 21-ом веке, еще менее он симпатичен сейчас. Чем ближе к центру, тем сильнее подавляет хлещущая через край энергия. А уж на самой Тверской… Тяжело даже дышать — воздух стянут в тугой жгут токами быстро мелькающих событий.
Все одновременно и сразу.
Пущенный неуклюжим галопом тяжеловоз с пустой грохочущей телегой. Энергичные тычки локтями под ребра в плотном потоке идущих по тротуару мужчин и женщин. Кучер, бешеным матом нахлестывающий впряженную в груженые сани лошадь. Смешной самодельный автобус, смахивающий на гибрид детской коляски и списанного в Париже грузовика. Стайка низкорослой шпаны, с невероятной ловкостью сквозящая за добычей между пешеходов. Вонючие конские яблоки. Норовящие попасть под ноги серые булки вывороченной из мостовой брусчатки. Чьи-то расквашенные футбольные башмаки, суть кроссовки 20-х годов, давящие нежную кожу моих немецких туфлей…
