Эти милые люди, которые сидят рядом с ними в подвале, — семья Хайдар, бывшие добрые соседи по лестничной клетке. Отсюда у Амира и появились «глубокие» знания русского языка. Майсун 34 года, до войны она работала на фармацевтическом предприятии. Тахиру — 39, бывший инженер на заводе радиоэлектронной аппаратуры, сугубо гражданский человек, далекий от всякой политики.
Пожилой мужчина со слезящимися глазами — достопочтенный Хазим, отец Тахира, до выхода на пенсию трудился на химическом заводе, оттого и сына направил по своим стопам — «инженерить». Его супруга Шейла погибла в марте 13-го. Тогда в одном из пригородов Алеппо был применен нервно-паралитический газ зарин. Впоследствии враждующие стороны долго переводили друг на друга стрелки, хотя все знали, что виновники химической атаки — люди «ан-Нусры». Те самые, которые через полгода ракетами разнесли трансформаторную станцию Ас-Сакхур, и город оказался полностью обесточенным. Обе семьи посещали христианскую церковь. До войны с этим не было никаких проблем.
— Кто вы? — спросила Алена, которая не находила себе места. — Мы уже десять дней сидим в этом подвале, бежали из квартала Аль-Машир, где провели последние полгода…
— Мы — часть российского контингента в Сирии, выполняли задачу в Алеппо, — ответил Максим. — Вы боитесь чего-то конкретного? Не пробовали воспользоваться коридорами для выхода в безопасные зоны? Насколько я знаю, они еще действуют.
— Мы не можем, нас будут пытать, насиловать, потом расстреляют… Кто-то донес боевикам о христианских семьях, двух русских женщинах. Они пришли за нами. Нам еле удалось сбежать. Мы воспользовались подземным ходом под мечетью…
— Алена у меня молодец, — сказала Тамара и улыбнулась сквозь слезы. — Спортсменка, лыжница… Нас догнал один из этих чертей, когда мы в колодец спускались. Его часовым, наверное, выставили. Алена не растерялась, так треснула его по башке сковородкой, что у него аж ноги выше головы подлетели.
Женщины нервно засмеялись. Хоть одно приятное воспоминание.
— Вы бежали со сковородкой? — удивился Максим. — Ну, вы, женщины, даете. Даже от смерти спасаетесь со своей посудой…
— Да нет, — отмахнулась Алена. — Она на асфальте лежала. Там много вещей валялось из взорванного дома… Надеюсь, я не убила его. Никогда не лишала людей жизни…
— Вы молодец, Алена, — заявил Максим. — С лыжами в Сирии пока еще полная неопределенность, поэтому вы поддерживаете форму кулачными боями?
— Сковородными, — сказала Алена и нервно усмехнулась. — Это был мой первый и последний опыт ближнего боя. В Петербурге я частенько посещала тир, но на этой войне ни одного выстрела не сделала, и слава богу… Вы нас вытащите отсюда, скажите? — Алена пытливо посмотрела ему в глаза, и майору стало как-то не по себе. — Скажите, вы же сможете это сделать? У вас и ваших людей такой грозный вид…
— Такой грозный, что мы сами себя боимся, — отшутился Максим.
Он не знал, что ответить на этот вопрос, и надо ли это делать. Ситуация неловкая, глупая, весьма пикантная.
Задача спецназа — сделать дело и отправляться на базу. Сантименты и жалость ему противопоказаны. Не пережалеешь всех мирных жителей, пострадавших на этой войне! По разным оценкам, на территории, занятой мятежниками и оппозицией, проживает не меньше четверти миллиона гражданских лиц. Никто из них не процветает. Все ютятся по подвалам, подвергаются насилию, унижениям, роют окопы, строят баррикады. Боевики используют их в качестве живого щита или трала для разминирования…
Он курил, пытался принять какое-то решение, косился на людей. Вокруг него кругами вился любопытный шкет Амир, хитро лупал глазенками. Как ни крути, а этот малек оказал им услугу. Иначе неизвестно, чем закончилась бы стычка с головорезами.
Не любил майор Рязанов быть кому-то обязанным. Долг платежом красен. И не важно, какой именно — карточный, моральный, профессиональный…
Он украдкой посматривал на беженцев. Они перетекали с места на место, что-то складывали в мешки, рылись в вещах, с надеждой смотрели на него. Уже собрались в дорогу? Замечательно.
Майор никак не мог принять решение. Он поручил Ефремову надзор за дальними и ближними рубежами, а сам вновь общался с этими людьми, предложил им последнюю банку гречневой каши из своего сухого пайка. Они горячо поблагодарили его, но отказались.
Проблемы с едой у них временами случались, но голода не было. Малолетний Амир шнырял по окрестностям, забирался в разоренные склады, «инспектировал» продуктовые лавки и супермаркеты, где при желании еще можно было что-то отыскать. До мальчишки боевики не докапывались. Майсун и дедушка Хазим, конечно, волновались, но отпускали мальца на промысел. Он неплохо себя чувствовал, болтаясь по городу.
Тамара, окончившая в молодости курсы медсестер, занялась головой Али. Она промыла рану на его виске, замазывала мазью, словно штукатуркой, наклеила пластырь. Парень стоически пыхтел и лишь пару раз взвизгнул.
Алена посмеивалась, иногда бросала взгляд на Максима — определенно ничего не значащий. Она была неплоха собой, испытания не сломили девушку. Мешковатая одежда, немытые волосы, круги под глазами, серая кожа. Он машинально представлял, что всего этого нет, и результат ему нравился.
— Командир, ты куда смотришь? — вкрадчиво проворковал Лапунов.
— В смысле? — не понял он.
— А я разве на суахили спросил?
— Не понимаю, о чем ты, — Максим не кривил душой, искренне пожимал плечами.
Конечно, полная чушь. Он смотрел на нее не больше, чем на прочих. Всему свое время, как говорится.
— Тогда пойдем.
— Куда, Денис?
— На Кудыкину гору, куда еще? Отдохнули, собираемся и уходим. Нам к своим нужно. В городе сотни тысяч гражданских, и русские среди них не такая редкость. Всех не утешим и с собой не уведем.
— Ты бы бросил их на моем месте?
— А я на своем месте, — отрезал подчиненный. — И на твое не претендую. Так что сам решай, отдувайся, в общем. А мы все твои указы и постановления выполнять будем…
Нарисовался Ефремов и тоже стал ухмыляться. Дескать, и мы научились кое-что понимать в жизни. Потом он стал тихонечко выкладывать командиру конфиденциальную информацию.
Во внутреннем дворе — никого, только несколько бездомных собак. Тавтология, конечно, нынче все собаки — бездомные.
С другой стороны подъехал на джипе патруль боевиков. Исламисты вышли из машины, послонялись по обочинам, кого-то искали. Но в дома не заходили, глянули за угол, осмотрели кустарник, опорожнились, постояли, пожали плечами и уехали.
Не то количество, чтобы обходить все дома и искать пропавших. Те могли загулять, заблудиться, да что угодно. К тому же средств связи при себе не имели.
— Они уехали, товарищ майор, — прошептал Ефремов, — но задницей чую, что вернутся. И тогда все заново — а нам это страшно надоело. Только не говорите, что собираетесь всю эту компанию брать с собой… — он пугливо покосился на гражданских, которые понимали, о чем идет речь, и тоже проявляли признаки внимания. — Спалят они нас, понимаете? Да, я им сочувствую, но мы же узкопрофильные работники, не Армия спасения, мать ее…
