– Поверь, – говорю я, – это по-настоящему.
– И ты вот так смирилась с тем, что ничего не помнишь?
– Думаю, так для меня только лучше.
– Неужели ты не хочешь знать, что на самом деле случилось?
– Я знаю, чем все закончилось, – говорю я. – Этого достаточно.
– Я слышала, «Сосновый коттедж» существует до сих пор, – говорит Сэм, – прочла на одном из этих дурацких сайтов про настоящие истории преступлений.
Пару лет назад то же прочла и я, вполне возможно, на том же самом сайте. Сразу по окончании расследования владелец «Соснового коттеджа» попытался продать его вместе с участком. Но покупателей, конечно же, так и не нашел. Ничто так не обесценивает недвижимость, как кровь под фундаментом. Потом он обанкротился, и все его имущество перешло к кредиторам. Они тоже не смогли его продать. Так что «Сосновый коттедж», словно огромное надгробие, так и стоит в пенсильванских лесах.
– Никогда не хотела вернуться и посмотреть на него? – спрашивает Сэм. – Может, это помогло бы тебе все вспомнить.
От мысли об этом меня начинает тошнить.
– Нет, никогда.
– Ты вспоминаешь о нем?
Она явно хочет, чтобы я назвала Его по имени. Вместе с теплом тела от ее кожи волнами исходит ожидание.
– Нет, – лгу я.
– Так и думала, что ты так скажешь, – говорит Сэм.
– Это правда.
Я отхлебываю еще виски и заглядываю в бутылку, пораженная, как много мы успели выпить. Точнее не мы, а я. До меня вдруг доходит, что Сэм к ней едва прикоснулась. Я закрываю глаза, меня немного пошатывает. Понимаю, что балансирую на грани опьянения. Еще один глоток, и дело будет сделано.
Я опять подношу бутылку к губам, делаю два больших глотка и наслаждаюсь их жаром.
Голос Сэм становится далеким и тихим, хотя она сидит возле меня.
– Ты ведешь себя так, будто ты все преодолела, но на самом деле нет.
– Ты ошибаешься, – говорю я.
– Тогда докажи, назови его по имени и фамилии.
– Нам надо немного поспать, – говорю я, глядя в окно на светлеющее с каждым мгновением небо, – уже поздно. Или рано.
– Тебе нечего бояться, – говорит Сэм.
– А я и не боюсь.
– Это его не воскресит.
– Знаю.
– А чего тогда ты так ссышь?
Она говорит в точности как Жанель. Подстрекает, берет на слабо. Заставляет делать то, чего я не хочу. Внутри нарастает раздражение с ноткой злобы. Когда я собираюсь задавить его очередной порцией бурбона, выясняется, что Сэм забрала у меня бутылку.
– Да-да, именно так, – говорит она – ты ссышь.
– Хватит, Сэм.
– Если ты действительно так замечательно все преодолела, то тебе ничего не стоит произнести какое-то там имя.
– Я иду спать.
И действительно встаю, чтобы уйти, но в этот момент Сэм хватает меня за руку. Я вырываюсь, соскальзываю с кровати и с грохотом падаю на пол. Бедро простреливает боль. Пьяная от бурбона и недосыпа, я встаю не без труда. В желудке мрачно плещется алкоголь. В глазах все плывет.
Сэм только усугубляет дело:
– Я хочу, чтобы ты сказала это.
– Нет.
– Один раз. Ради меня.
На ватных ногах я поворачиваюсь к ней.
– Почему тебе это так важно?
– А почему ты так сопротивляешься?
– Он не заслужил, чтобы другие вслух произносили Его имя! – ору я; мой голос оглушительно звенит в предрассветной тишине.
– После всего, что Он сделал, ни одна живая душа не должна произносить вслух Его чертово имя!
Сэм широко распахивает глаза, понимая, что завела меня слишком далеко.
– Не надо так беситься.
– И все-таки я бешусь, – говорю я. – Знаешь, я ведь сделала тебе одолжение, разрешив ко мне вписаться.
– Конечно. Не думай, что я этого не понимаю.
– Если хочешь, чтобы мы были друзьями, учти – я никогда не говорю о «Сосновом коттедже». Он для меня остался позади.
Сэм опускает глаза, положив ладони на бутылку и баюкая ее на груди.
– Прости, – произносит она, – я не собиралась быть такой тварью.
Я стою на пороге комнаты, потирая пульсирующее болью бедро и изо всех сил стараюсь не показывать, как здорово набралась. И тут в голове на мгновение проясняется.
– Может, ты и права. Может, утром тебе действительно будет лучше уйти.
Когда мне удается связно высказаться, на меня вновь обрушивается опьянение. Раскачиваясь из стороны в сторону, я выхожу из комнаты. Закрыть за собой дверь удается далеко не с первой попытки. Пройдя по коридору, вновь вступаю в схватку с дверью, но на этот раз в спальню.
Я плюхаюсь на кровать, и Джефф сонным голосом спрашивает:
– Я слышал крики.
– Не бери в голову.
– Точно?
– Угу, – отвечаю я, слишком обессиленная, чтобы добавлять что-то еще.
Не успеваю я провалиться в сон, как в сумбур моего сознания вонзается мысль. Проблеск воспоминания, отнюдь не желанного. Он в момент нашей первой встречи. До того, как начались убийства и он превратился в Него.
Ее тут же сменяет еще одна, еще тревожнее первой. Сэм явно хотела, чтобы я все вспомнила.
Знать бы только зачем.
«Сосновый коттедж» 17:03
Жанель решила, что хочет исследовать окрестности, прекрасно понимая, что никто не откажет в просьбе имениннице. Так что они отправились в путь и углубились в лес, подступавший вплотную к дощатому настилу на задах дома.
Крейг, бывший бойскаут, вел отряд вперед с решимостью, граничившей с глупостью. Он единственный взял с собой подходящую обувь – высокие туристические ботинки с толстыми носками, натянутыми на его жилистые ноги в виде защитной меры против клещей. В руках у него был нелепо длинный посох, ритмично постукивавший о землю.
Куинси и Жанель, куда менее серьезные, шагали сразу за ним. В джинсах, полосатых свитерах и непрактичных кедах, они прокладывали себе путь, ступая по толстому ковру опавшей листвы. Сверху тоже падали листья, вечернее солнце сияло сквозь их хрупкие, тонкие силуэты, пока они кружились, вертелись и вращались в воздухе. Словно падающие звезды всех оттенков красного, оранжевого и желтого.
Жанель схватила на лету листик и заткнула себе за ухо, его яростная рыжина сверкала в ее золотисто-каштановых волосах.
– Я требую, чтобы меня щелкнули, – сказала она.
Куинси подчинилась, дважды нажала на спусковую кнопку затвора, потом повернулась и сфотографировала Бетц, которая устало тащилась с тем же измученным видом, с которым не могла расстаться весь день. Для нее эта поездка была не столько подарком, сколько тяжким бременем. Днями, которые надо было как-то перетерпеть.
