– Конечно, – говорит она, подмигивая Купу, – девушки удивительно предсказуемы, правда?
Направляясь вглубь кафе, она опять машет рукой сидящему за столом писателю. Тот отвечает тем же. Мы с Сэм протискиваемся в туалет, рассчитанный только на одного человека, и, прижавшись друг к другу плечами, встаем перед запыленным зеркалом.
– Хорошо у меня получается? – спрашивает Сэм, проверяя, все ли в порядке с макияжем.
– Вопрос в том, что именно получается.
– Быть приветливой. Ты ведь этого хотела, разве нет?
– Да, но…
– В чем тогда дело?
– Просто немного сбавь обороты, – говорю я. – Если переборщишь, Куп сразу поймет, что это игра.
– И у нас будут неприятности?
– Просто это все осложнит.
– Я не против сложностей.
Я роюсь в сумочке в поисках завалявшейся где-нибудь таблетки «Ксанакса».
– Куп против.
– Вот оно что, – многозначительно говорит Сэм. – Значит, у вас с ним сложности.
– Он мой друг, – говорю я.
– Конечно-конечно. Друг.
– Да, друг.
На дне сумочки обнаруживается пара заблудших пластинок жвачки и одинокая, покрытая ворсинками таблетка «Ментоса». «Ксанакса» нигде нет. Я рывком задергиваю молнию.
– Да я не спорю, – говорит Сэм.
– Нет, просто намекаешь.
– Я? – восклицает она, притворяясь обиженной. – Разве я могу намекать, что ты хочешь замутить с этим горяченьким копом?
– Ты только что это сделала.
– Я просто говорю, что он горяченький.
– Никогда не замечала.
Сэм достает блеск для губ и быстро проводит им по губам.
– А вот это ты врешь, девочка моя. Такого нельзя не заметить.
– Правда, никогда. Он спас мне жизнь. После такого не будешь смотреть на человека, как на сексуальный объект.
– Парни будут. Может, тайком, но будут.
Сэм говорит со мной мудрым всезнающим тоном. Как будто старшая сестра, дающая младшей советы об интимной жизни. Интересно, какие мужчины ее интересуют? Вероятно, немного старше нее. Байкеры с накаченной грудью, крепким характером и сединой в бороде. А может, она любит помоложе. Бледных, стройных парней, таких неопытных, что они радуются даже поспешной мастурбации.
– Если даже так, – возражаю я, – то Куп слишком порядочен, чтобы превращать это в проблему.
– Порядочен? – восклицает Сэм. – Он же коп. По моему опыту, они трахаются как перфораторы.
Я ничего не отвечаю, понимая, что она лишь пытается вызвать мое неодобрение, а потом отчитать за то, что я такая паинька. Жанель всегда так делала.
– Да расслабься ты, – говорит Сэм, – я шучу.
Еще одна уловка Жанель – тут же отъезжать, осознав, что ситуация зашла слишком далеко, пожимать плечами и выдавать все за шутку. Сэм сегодня даже ее превзошла.
– Прости, Куинни. Не беспокойся, я сбавлю обороты, – говорит она, потом опускает руку в карман и добавляет. – Кстати, я подумала, тебе это понравится. Для твоего ящичка сокровищ.
Она достает ручку с позолотой, изящную и сияющую, как серебряная пуля, и вкладывает в мою ладонь. Раньше она принадлежала писателю из кафе. Теперь нам. У нас появился еще один общий секрет.
«Сосновый коттедж» 18:58
К ужину им пришлось переодеться. Еще одно правило, установленное Жанель. Перед отъездом она лично убедилась, что каждый взял подходящий наряд.
– А грязных нерях отправим домой, – предупредила она.
Куинси упаковала два платья – единственные, которые привезла с собой в колледж. Оба ей выбрала мать, мечтавшая, что Куинси будет ходить на студенческие тусовки и посвящения, как когда-то она сама.
Одно платье было черным, что показалось Куинси подходящим. Однако в тусклом свете коттеджа она напоминала не столько Одри Хепберн в фильме «Завтрак у Тиффани», сколько безутешную вдову на похоронах. Оставалось только голубое, оказавшееся довольно невзрачным.
– Я кажусь толстой, – сказала Куинси.
Она поняла это по ужасу во взгляде Жанель, которого не видела даже час назад, когда та раскроила себе палец. Теперь он, замотанный сморщенным пластырем, тыкал в ее сторону.
– Хуже, – сказала она, – ты кажешься девственницей.
– Вообще-то это не так уж плохо.
– Если хочешь что-нибудь замутить, то плохо.
– Крейг знает, что это мой первый раз.
– И платье это охотно подтверждает, – сказала Жанель, оглядывая ее с головы до ног, – у меня идея.
Она открыла один из своих чемоданов и швырнула Куинси какой-то предмет. Платье. Из белого шелка. Свежее и сверкающее, как водная гладь.
– А разве белый не самый девственный цвет? – спросила Куинси.
– Цвет говорит о девственности, а фасон о сексе. Все лучшее из обоих миров. Крейг будет в восторге.
Куинси закатила глаза. Снова любимая тема Жанель, которая совершенно помешалась на комплексе Мадонны-Блудницы с того самого момента, как они узнали о нем из вводного курса психологии.
– А что наденешь ты?
Жанель опять повернулась к своим чемоданам.
– Я, конечно же, прихватила всего с запасом…
– Кто бы сомневался.
Куинси приложила платье к телу и посмотрела в мутное квадратное зеркало. Этот фасон, с глубоким вырезом на груди и ассиметричным подолом, на ее вкус был немного слишком откровенным. Даже стоя к ней спиной, Жанель почувствовала, что подруга колеблется.
– Да ты примерь его, Куинни.
Та сбросила голубое платье, предоставив Жанель возможность окинуть неодобрительным взглядом ее лифчик и трусы. Поношенные, из разных комплектов, они были полной антитезой секса.
– Боже мой, Куинни, ты с ума сошла? Ты хоть о чем-то подумала, собираясь сюда?
– Не-а, – ответила та и прижала к груди свое голубое платье, пытаясь за ним спрятаться, – планировать означает форсировать события. А я хочу, чтобы все шло своим чередом. Что бы ни случилось в эти выходные между мной и Крейгом, я хочу, чтобы это было естественно.
Жанель улыбнулась заботливой улыбкой старшей сестры и откинула с лица Куинси прядь белокурых волос.
– То, что ты нервничаешь, вполне нормально.
– Я не нервничаю, – ответила та, услышала в своем голосе предательскую дрожь и недовольно скривилась, – я просто… у меня нет опыта. Что если я…
– Говенная партнерша?
– Ну… можно сказать и так.
– Пока не попробуешь, не узнаешь, – ответила Жанель.
