Помада. В точности как у Сэм.
Яркая, как кровь.
Мое тело начинает гудеть от некоего внутреннего ускорения. Ощущение такое, будто меня запихнули в ракету и вышвырнули в космос, будто мы с ней пронзили озоновый слой и теперь будем мчаться дальше, рассыпая снопы искр, до тех пор, пока не взорвемся.
27
Когда Джефф возвращается с работы, на кухне уже убрано, а мои вещи собраны. Один чемодан. Одна сумка для салона. Он стоит в дверном проеме спальни и часто моргает, как будто я призрак.
– Что ты делаешь?
– Еду с тобой, – отвечаю я.
– В Чикаго?
– Да, я купила билет в Интернете на тот же рейс, хотя сесть вместе у нас и не получится.
– Ты уверена? – спрашивает Джефф.
– Ты же сам предложил.
– И то правда. Просто все так неожиданно. А как же Сэм?
– Не ты ли мне говорил, что несколько дней она сможет пожить и без нас, – отвечаю я, – «она же не собака», помнишь?
На самом деле, я надеюсь, что к моменту нашего возвращения она исчезнет. Тихо и без лишней суеты. Как скорпион, который убегает так поспешно, что даже забывает ужалить.
Джефф тем временем оглядывает спальню, будто в последний раз, и говорит:
– Будем надеяться, что здесь, когда мы вернемся, что-то да останется.
– Не волнуйся, я обо всем позабочусь, – отвечаю я.
Сэм возвращается поздно, мы с Джеффом к тому времени давно улеглись. Утром, перед тем как ехать в аэропорт, я стучу в ее дверь. Не дождавшись ответа, со скрипом ее открываю и заглядываю внутрь. Сэм спит, натянув до подбородка одеяло. Она мечется, сминая пододеяльник.
– Нет… – стонет она. – пожалуйста, не надо…
Я подбегаю к кровати и трясу ее за плечи, едва успевая отпрыгнуть, когда она резко садится и широко открывает глаза.
– Что такое? – спрашивает она.
– Кошмар, – отвечаю я, – тебе снился кошмар.
Сэм таращится на меня, желая убедиться, что я ей не снюсь. Она похожа на человека, который только что чуть не утонул, – красное лицо и покрытая влагой кожа. К мокрым от пота щекам прилипли волосы, длинными, темными прядями, напоминающими водоросли. Она даже слегка подрагивает, будто пытается стряхнуть с себя воду.
– Уф, – говорит она. – Он был жуткий.
Я присаживаюсь на краешек кровати, испытывая искушение спросить, что же такое ей снилось. Келвин Уитмер с мешком на голове? Или что-то другое? Может быть, Лайза, исходящая кровью в ванне? Но Сэм все смотрит на меня, понимая, что я пришла не просто так.
– Мы с Джеффом на несколько дней уезжаем, – говорю я.
– Куда?
– В Чикаго.
– Ты что, вышвыриваешь меня на улицу? Я не могу позволить себе отель.
– Знаю, – отвечаю я ровным, спокойным тоном. Ее нельзя расстраивать. Это жизненно важно. – Пока нас не будет, можешь жить здесь. Типа приглядывать за квартирой. Будет желание, можешь что-нибудь испечь.
– Заметано, – отвечает Сэм.
– Мы с Джеффом можем тебе доверять?
Бессмысленный вопрос. Разумеется, я ей не доверяю. Именно поэтому я, главным образом, и еду с Джеффом. Оставить ее здесь для меня единственный вариант.
– Конечно.
Я вытаскиваю деньги, которые положила в карман перед тем, как зайти. Две мятых стодолларовых бумажки. Протягиваю их Сэм.
– Это на карманные расходы, – говорю я, – купить еды, сходить в кино. На твое усмотрение.
Я даю взятку, Сэм это хорошо понимает. Складывая купюры, она говорит:
– А разве домосмотрителям не платят? За то, что они за всем следят, содержат в порядке.
Она делает вид, что это разумный и естественный вопрос, но все равно предательство вонзается в меня острым жалом. Мне вспоминается ее первый вечер у нас, когда Джефф напрямую спросил, не приехала ли она за деньгами. Она ответила «нет», и я ей поверила. Теперь же у меня такое ощущение, что это единственная причина ее появления в моем доме. Ночные посиделки, выпечка, вся эта дружба на самом деле были лишь средством добиться поставленной цели.
– Как насчет пяти сотен? – спрашиваю я.
Сэм окидывает комнату оценивающим взглядом. Я вижу, что она что-то подсчитывает, определяет стоимость каждого предмета.
– Мне больше нравится тысяча, – отвечает она.
Я стискиваю зубы:
– Конечно.
Я иду за кошельком и возвращаюсь с чеком на имя Тины Стоун, подлежащим оплате на следующий день после нашего возвращения. Увидев дату, Сэм ничего не говорит, просто складывает бумажку пополам и кладет вместе с купюрами на прикроватную тумбочку.
– Ты хочешь, чтобы я осталась после того, как ты вернешься? – спрашивает она.
– Решай сама.
– Тут ты права, как я решу, так и будет, правда? – улыбается Сэм.
В самолете одинокий пассажир любезно соглашается поменяться местами с Джеффом, чтобы мы могли сесть вместе. Во время взлета он берет меня за руку и нежно сжимает.
После приземления и заселения в гостиницу у нас остается еще остаток дня и целый вечер, который мы можем провести вместе. От неловкости, охватившей нас в позапрошлую ночь, когда отсутствие Сэм ощущалось так же, как отсутствие на руке мизинца, не осталось и следа. Мы решаем прогуляться, проходим несколько кварталов в окрестностях отеля, и напряжение последней недели тает от дуновения легкого бриза с озера Мичиган.
– Я рад, что ты со мной поехала, Куинни, – говорит Джефф. – Я знаю, прошлым вечером по мне нельзя было этого сказать, но это правда.
Он касается моей руки, и я с удовольствием сжимаю его ладонь. Хорошо, когда он рядом. Особенно с учетом того, что я намереваюсь сделать.
На обратном пути наше внимание привлекает платье в витрине одного из магазинов. Черное-белое с узкой талией и пышной юбкой в стиле Диора пятидесятых.
– Прямо из парижского самолета, – произношу я, цитируя Грейс Келли из фильма «Окно во двор», – как думаешь, будут его покупать?
Джефф медлит, в точности как Джимми Стюарт.
– Ну, зависит от цены.
– За тысячу сто – это подарок судьбы, – говорю я, все еще в роли Грейс.
– Это платье следует выставлять на бирже! – Джефф заканчивает игру и вновь становится самим собой. – Мне кажется, тебе надо его купить.
– Думаешь? – спрашиваю я, тоже превращаясь в себя.
Джефф сияет голливудской улыбкой.
– У тебя была тяжелая неделя. Ты заслужила что-нибудь приятное.
В магазине я с облегчением узнаю, что цена платья несколько ниже ожиданий моей Грейс Келли. Выяснив, что оно подходит по размеру, я вновь испытываю облегчение. Мы покупаем его, не раздумывая.
