Воображаемый защитный панцирь, в который перед этим облачилась Куинси, вдруг истончился и рассыпался в прах. Она предстала оголенная и уязвимая.
– Прекратите, – прошептала она.
Не обращая на нее внимания, Коул швырнул еще одну фотографию. На этот раз Крейга. На ней он героически стоял на утесе, к которому они тогда ходили.
– Крейг Андерсон. Шесть ножевых ранений глубиной от двух до шести дюймов.
– Пожалуйста…
Потом последовал снимок Родни и Эйми, стоявших в обнимку на той же скале. Куинси вспомнились слова, которые она произнесла, когда их снимала: «Вот она, любовь на камеру».
– Родни Спеллинг, – продолжал Коул, – четыре колотых раны. Две в живот. Одна в руку. Еще одна в сердце.
– Хватит! – заорала Куинси, достаточно громко для того, чтобы в комнату вернулся Фримонт и еще один коп в форме, застывший в дверном проеме.
Она его сразу узнала. Лейтенант Купер внимательно смотрел своими заботливыми голубыми глазами. От одного его вида она испытала огромное облегчение.
– Что здесь происходит? – спросил он. – Куинси, ты в порядке?
Она посмотрела на него. Ей хотелось расплакаться, но она не могла себе этого позволить.
– Скажите им… – с мольбой в голосе обратилась к нему она. – Скажите им, что я ничего не сделала… что я хороший человек.
Купер подошел к ней, и ей показалось, что он ее сейчас обнимет. Она была бы этому только рада, потому что очень хотела оказаться в объятиях человека, который оградит ее от всех бед. Но он лишь положил ей на плечо свою широкую, тяжелую ладонь.
– Ты замечательный человек, – сказал он, обращаясь к ней, но глядя в глаза детективу Коулу, – ты смогла выжить.
30
Мимо с грохотом проносится тяжелый грузовик, сигналя припаркованной на обочине автострады «Тойоте Камри». Я сижу на переднем пассажирском сидении, выставив ноги в открытую дверь. Лампочка в салоне окутывает туманным сиянием мои руки и зажатую в них папку.
Первой в ней идет стенограмма моего разговора с Фримонтом и этим ублюдком Коулом. Чтобы все вспомнить, мне достаточно прочесть первые несколько строк.
КОУЛ: А теперь, Куинси, максимально сосредоточьтесь и расскажите нам все, что вы помните о той ночи.
КАРПЕНТЕР: Вы имеете в виду всю ночь? Или только когда Жанель начала кричать? После этого я практически ничего не помню.
КОУЛ: Всю ночь, в том числе и вечер.
Я откладываю стенограмму в сторону, читать ее дальше у меня нет никакого желания. Не хочу воскрешать в памяти тот допрос. Мне было вполне достаточно и одного раза.
За стенограммой следуют несколько электронных писем, распечатанных и скрепленных вместе степлером. Все отправлены примерно в одно и то же время – три недели назад.
Мисс Милнер,
Да, я знаю, кто вы и что с вами случилось много лет назад. Смиренно выражая свои запоздалые соболезнования, я, в то же время, хочу выразить восхищение той смелостью и силой духа, которые вы тогда проявили. Именно поэтому я прилагаю к этому письму стенограмму допроса мисс Карпентер, о чем вы меня любезно попросили. Хотя другим это может показаться странным, лично я прекрасно понимаю ваш интерес к мисс Карпентер. Вы прошли через схожие испытания. С мисс Карпентер я не виделся уже очень давно, но хорошо ее помню. После событий в «Сосновом коттедже» мы с напарником с ней неоднократно беседовали. У нас сложилось впечатление, что она не говорит правду. Я инстинктивно чувствовал, что ужасным событиям, развернувшимся в ту ночь в коттедже, что-то предшествовало. Нечто такое, что мисс Карпентер пожелала сохранить в тайне. Это навело моего коллегу на мысль, что она каким-то образом причастна к смерти своих друзей. Я не разделял этого мнения тогда, как не разделяю его сейчас, особенно в свете показаний полицейского Купера, которые он дал в ходе слушаний по данному делу. Но и сегодня я считаю, что мисс Карпентер утаивает некие сведения, касающиеся той трагедии. О чем конкретно идет речь, кроме нее больше не знает никто.
Искренне ваш, Детектив Генри Фримонт
О событиях в «Сосновом коттедже» я рассказал все что мог. Мое мнение о Куинси Карпентер не изменилось.
Коул
Если не считать красноречия детектива Фримонта, эти письма меня ничуть не удивляют. Коул уверен, что я виновна. Фримонт колеблется. Но тот факт, что они опять возникли, наводит меня на определенные мысли даже больше, чем спрятанные в шкафу Лайзы папки. Это доказательство того, что она интересовалась моим прошлым. Всего за несколько недель до того, как ее убили.
Я пытаюсь убедить себя, что одно с другим не связано, однако это невозможно. Конечно, связано. Я знаю наверняка.
Под письмом Коула и Фримонта обнаруживаются еще два, которые, в отличие от первого, приводят меня в замешательство.
Лайза, мне было очень приятно вновь получить от вас весточку. По обыкновению, надеюсь, что у вас все хорошо. С Куинси тоже все в порядке, поэтому ваши вопросы о том, что тогда случилось в «Сосновом коттедже», вызывают у меня недоумение. В то же время, я благодарен, что вы не стали задавать их непосредственно Куинси и ожидаю от вас такой же сдержанности и в будущем. Я могу лишь еще раз повторить то, что говорил всегда: Куинси Карпентер пережила чудовищный кошмар. Вы это хорошо знаете и вполне можете понять. И при этом осталась в живых. Как и вы. Я твердо убежден, что Куинси не лжет, когда говорит, что ничего не помнит о событиях той ночи. Как детский психиатр, вы лучше любого другого знаете, что синдром подавленных воспоминаний – настоящая болезнь. Учитывая то, что случилось с Куинси, я не могу винить ее разум в стремлении все забыть.
Фрэнклин Купер
P.S. Я не стану рассказывать Нэнси о ваших расспросах. Уверен, ей это не понравится.
Сначала, когда я думаю, почему Куп не рассказал мне, что Лайза недавно выходила с ним на связь, меня толкает в бок чувство досады. Вообще-то о таких вещах мне полагалось бы знать, особенно после того, как ее убили. Но я смягчаюсь, прочитав письмо еще раз и увидев, как самоотверженно он меня защищает. Просто Куп такой. Твердый, решительный, никогда не говорящий о личном. И только в этот момент до меня доходит, почему он не стал мне ничего говорить: не хотел меня расстраивать.
Но как бы меня ни удивило письмо Купа, увидеть то, что лежит под ним, я оказалась не готова.
Здравствуйте, Лайза! Большое спасибо, что обратились ко мне, а не к Куинси. Вы правы, лучше сохранить все в тайне. Не надо ее расстраивать. К сожалению, я вряд ли смогу оказать вам существенную помощь. Мы с Куинси общаемся намного меньше, чем раньше, но что поделать, так уж устроен мир! Вечная нехватка времени! Если хотите поговорить, я дам вам номер своего телефона, звоните, когда вам будет удобно.
