Когда до вершины склона оставалось совсем чуть-чуть, показалась уже знакомая большая плоская скала. Своими внушительными размерами она словно пробила в ветвистом пологе над головой огромный провал. Он походил на дыру в зонтике, через которую лился серебристый лунный свет, стекая на силуэты двух человек на скале.
Одним из них была Жанель.
Вторым Крейг.
Он лежал на спине с голым торсом, скомканная рубашка лежала под головой в качестве импровизированной подушки. Его трусы болтались на лодыжках, сковывая их, как наручники. Жанель скакала на нем верхом. От каждого нового толчка юбка ее платья приходила в движение, словно приливы и отливы тонкой ткани на обнаженных бедрах Крейга. Верх платья был спущен, обнажая грудь – настолько белую, что она сияла в лунном свете.
– Да, – простонала она, и это короткое слово тут же смешалось с ночным воздухом, – да, да, да.
Гнев и страх стиснули внутренности Куинси, будто кто-то схватил их железной рукой и стал крутить, превращая в кровавое месиво.
В то же время она не могла отвести взгляд от Жанель, которая стонала и дергалась скорее отчаянно, чем страстно. Зрелище было слишком прекрасным, слишком мучительным, слишком гротескным.
Затем наружу рванулись рыдания, и Куинси зажала рукой рот, чтобы не издать ни звука. Хотя она не должна была бы беспокоиться, что они услышат. Хотя она хотела только задрать голову и закричать, чтобы ее скорбный плач понесся по волнам ночного бриза.
Но гневный кулак внутри нее все сжимал и давил, усиливая ярость, усугубляя боль. Она скользнула обратно в толщу деревьев, на глаза опять навернулись слезы, которые, как ей казалось, она уже выплакала. Спускаясь по склону, девушка продолжала слышать повторяющиеся стоны Жанель, напоминающие крик спрятавшегося в ветвях пересмешника.
Да, да, да.
33
– Почему? – спрашиваю я, по-прежнему сидя на полу.
Не обращая на меня внимания, она встает, подходит к CD-плееру и выключает его. Потом склоняется к рюкзаку, достает из него черные джинсы и натягивает их под юбкой красного платья.
– Почему?
– Так было надо, – отвечает Сэм.
– Вот и нет, – возражаю я, вставая на колени в попытке подняться. – Просто ты так решила.
Просто она знала, как мне будет больно, когда я узнаю. И наверняка нашла бы способ мне об этом сообщить. С ее стороны это лишь очередная пакость, чтобы растеребить мои раны и разозлить.
Хватаясь за стену, я с трудом поднимаюсь на ноги. У меня все так же подгибаются колени, поэтому я прислоняюсь к ней и фокусируюсь на Сэм. Она уже сняла красное платье и теперь напяливает через голову футболку с группой «Секс Пистолз». Потом садится на кровать, снимает секси-туфли и надевает берцовые ботинки.
– Ты сумасшедшая, – говорю я, – ты ведь знаешь об этом? Тебе невыносима сама мысль о том, что кто-то из нас может вести нормальную жизнь. Что хотя бы одна из нас может быть счастлива.
Сэм подходит к окну, распахивает его настежь и закуривает. Потом выдыхает клуб дыма и говорит:
– Ты все про меня поняла, я вижу?
– Да. Ты явилась сюда, увидела, что я нормальный уравновешенный человек, и решила все расхерачить.
– Уравновешенный? По твоей милости, детка, парень оказался в больнице. Он все еще в коме, твою мать!
– Из-за тебя! Ты хотела, чтобы я это сделала!
– Можешь думать так и дальше, Куинни. Если эта ложь нужна тебе, чтобы как-то с собой сосуществовать, считай ее правдой.
Я отвожу глаза, не зная, верить ей или нет.
Чувство такое, будто на свете вдруг не стало гравитации и все, что в моей жизни было постоянного и надежного, теперь плавает в воздухе вне зоны моей досягаемости.
– Почему Куп? – спрашиваю я. – Это же Манхеттен, здесь миллион парней, из которых можно было подцепить любого. Почему именно он?
– Страховка.
– От чего?
– Сегодня утром опять заходила эта детектив, Эрнандес, – отвечает Сэм, – хотела с тобой поговорить. А когда я ответила, что ты уехала, сказала, что вернется и предупредила, что тебе не стоило покидать пределы города.
Потому что бегство с бойфрендом-адвокатом сделало меня подозрительной. Разумеется.
– Я не знала, что делать, – говорит Сэм, – и позвонила Купу.
У меня перехватывает дыхание и цепенеют конечности.
– Ты ведь ничего не сказала ему о парке?
Она выдыхает очередной клуб дыма и закатывает глаза.
– О, нет. Просто заметила, что нам надо узнать друг друга получше. И сказала что ему следует приехать сюда. Что он и сделал.
– И ты его соблазнила.
– Я бы этого не сказала, – отвечает Сэм, – он и сам был явно не прочь.
– Тогда зачем ты так поступила?
Сэм устало вздыхает. У нее изможденный вид человека, поверженного жизнью. Глубоко ущербного человека.
– Подумала, что это нам поможет, – говорит она, – особенно тебе. Если полиция сможет доказать нашу причастность к избиению того парня, нам понадобятся те, кто будет за нас. И не только Джефф.
– Полицейский, – говорю я, наконец осознавая мрачную реальность, – человек, способный защитить нас от своих коллег. Некто, слишком ослепленный эмоциями, чтобы поступить как положено и сдать нас полиции.
– Бинго, – говорит Сэм. – Что тебе объяснять, ты ведь и сама все знаешь, правда?
– Я никогда не пыталась трахнуть Купа.
Сэм фыркает, выпуская из ноздрей две струйки дыма.
– Будто это имеет значение. Ты до сих пор его используешь. Ты годами его использовала. Пишешь в любое время дня и ночи. Просишь немедленно приехать, если тебе вдруг понадобится. Время от времени флиртуешь, подогревая в нем интерес.
– Все совсем не так – возражаю я. – Я бы никогда не стала этого делать.
– Куинни, ты делаешь это постоянно. Я сама видела.
– Я не специально!
– Да ладно? – спрашивает Сэм. – Ты хочешь сказать, что эти странные, непонятные отношения между вами не имеют никакого отношения к тому, что случилось тогда в «Сосновом коттедже»? Что ты не имеешь никакого, ну ни малейшего представления, что крутишь им, как хочешь?
– Нет, конечно же, – говорю я.
Она гасит окурок. Зажигает новую сигарету.
– Ложь, ложь и ложь.
– Ну что же, давай поговорим о лжи. – Я отталкиваюсь от стены, гнев придает мне сил. – Ты солгала мне, сказав, что никогда не встречалась с Лайзой. Ты была у нее. И даже провела какое-то время в ее доме.
Сэм застывает, не успев до конца сделать затяжку, щеки ее втянуты. Потом открывает рот, и от него полосой тумана выплывает облако дыма.
