Я поднимаю глаза от ножа на лобовое стекло, испачканное полосами от дворников и пятнами от мокрой листвы. Сквозь слой грязи вижу деревья, усыпанную гравием подъездную дорожку, обветшалый дом с выбитыми окнами и поросшей мхом дверью.
– Нет, – говорю я, вновь зажмуривая глаза, – нет, нет, нет.
Я продолжаю без конца повторять одно и то же слово, надеясь, что это окажется неправдой.
Что это лишь кошмар, и я вот-вот проснусь.
Но это не кошмар. Все происходит в действительности, и я понимаю это как только снова открываю глаза. Тина привезла меня в «Сосновый коттедж».
39
Время этот дом не пощадило: он рушится под гнетом запустения и упадка, напоминая не столько строение, сколько торчащий из лесной почвы комок грязи. Плесень. Гриб. Опавшие листья толстым слоем покрывают крышу и окружают каменную трубу, торчащую кособоким гнилым зубом. Посеревшие от непогоды стены покрыты оспинами мха и побегами полумертвых ползучих растений. Над дверью по-прежнему виднеется вывеска, однако один из ржавых гвоздей выпал и два зловещих слова завалились набок.
– Я не пойду туда! – Мой голос окрашен в истерические тона. – Ты не можешь меня заставить!
– А тебе и не надо, – отвечает Тина, куда спокойнее меня, – просто скажи мне правду.
– Я уже сказала все, что знала!
Она поворачивается ко мне, опираясь локтем на руль.
– Куинни, никто не верит, что ты ничего не помнишь. Я читала стенограмму. Копы считают, что ты врешь.
– Куп мне верит, – говорю я.
– Он просто хотел тебя трахнуть.
– Пожалуйста, поверь мне, я действительно ничего не помню, – с мольбой в голосе произношу я. – Богом клянусь, не помню.
Тина качает головой и вздыхает. Потом открывает дверцу и говорит:
– Тогда, я думаю, нам придется войти.
Мое тело начинает вибрировать. Кровь вскипает от адреналина. Увидев на приборной доске нож, я стремительно тяну к нему руку. Но то же делает и Тина, опережая меня.
Она права. Она проворнее.
Тогда я пытаюсь завладеть ключами, метя в пластмассовый брелок. Но Тина и в этот раз оказывается быстрее. Вытаскивает ключи из замка зажигания, и вместе с ними и с ножом выходит из машины.
– Я через секунду вернусь, – говорит она. – Не пытайся бежать, далеко тебе все равно не уйти.
Она направляется к дому, и я остаюсь в салоне одна, судорожно пытаясь придумать хоть какой-нибудь план. Нажимаю пальцем кнопку у бедра, и ремень безопасности со щелчком отскакивает в сторону. Лезу в карман за телефоном.
Его нет. Тина его забрала.
Но у меня есть еще один. Воспоминание о нем бурным вихрем врывается в затуманенный мозг. Я сую руку за пазуху и нащупываю пальцами украденный «Айфон», прижатый к телу лямкой лифчика.
Через ветровое стекло я вижу, что Тина подходит к дому, останавливается у двери, прямо под покосившейся вывеской «Сосновый коттедж» и пытается попасть внутрь, дергая ручку. Когда это не срабатывает, она наваливается на дверь плечом.
Я включаю телефон и, затаив дыхание, проверяю уровень заряда. Он в красной зоне. Сигнал совсем слабый – в углу то появляется, то исчезает одна-единственная палочка. На один звонок, наверное, хватит.
Надеюсь.
Но звонить в 911 не вариант. Тина услышит мой голос. Отнимет телефон. А то и еще хуже. Я не могу так рисковать, хотя и подозреваю, что худшее со мной произойдет в любом случае.
Остаются только смс. И только Купу. Я напишу с чужого телефона, так что он не узнает номер. С учетом того, что случилось минувшей ночью, это только к лучшему.
Я поднимаю глаза на дом и вижу, что Тина по-прежнему сражается с дверью. Это мой единственный шанс.
Я быстро набираю Купу сообщение, призывая замутненное сознание выдать его номер. Пальцы скользят по умирающему смартфону.
это куинн сэм держит меня в соснвом котедже помоги
Я нажимаю кнопку «Отправить», звучит короткий сигнал, подтверждающий, что смс уже в пути. Потом дисплей гаснет и батарея испускает дух. Я сую телефон в карман.
Я замечаю, что Тине наконец удалось выломать дверь. Дом распахивает черную зияющую пасть, готовую поглотить меня без остатка. Фары автомобиля светят прямо на него, резкие лучи кромсают сгущающиеся сумерки вплоть до самого порога, и в их сиянии нежится клочок запыленного пола.
Один взгляд на внутренности дома утраивает ужас, сгустившийся в груди. Словно стекло, он прокалывает легкие и перекрывает воздух. Когда Тина направляется обратно к машине, мне остается только одно – бежать.
Вот только я не могу.
Стоять – далеко не то же самое, что сидеть. Встав на ноги возле машины, я чувствую, что таблетки опять вступают в свои права и швыряют меня на землю. Но Тина уже рядом и не дает мне упасть. К шее взлетает нож и повисает рядом с горлом, царапая кожу.
– Извини, детка, – говорит она, – отделаться не получится.
Тина тащит меня к дому, я барахтаюсь и упираюсь изо всех сил. Мои каблуки вонзаются в гравий, но они неспособны нас затормозить, и о моем отчаянном сопротивлении свидетельствуют только две глубокие борозды на дорожке. Одна моя рука придавлена ее рукой. Той самой рукой, что сжимает нож, которого я не вижу, но могу явственно почувствовать. Каждый раз, когда мой рот открывается, чтобы закричать, подбородок упирается в его рукоятку. Много раз подряд.
Когда я не кричу, я пытаюсь отговорить Тину.
– Не делай этого. – Я выплевываю слова, брызгая слюной. – Ты же точно такая, как я. Ты выжившая.
Тина ничего не отвечает. Просто продолжает тащить меня к двери, до которой теперь не больше десятка метров.
– Твой отчим тебя насиловал, так ведь? Ты поэтому его убила?
– Ага, типа того, – отвечает Тина.
Ее хватка слабеет. Самую малость, но вполне достаточно, чтобы стало ясно – я нашла ее слабое место.
– Они отправили тебя в Блэкторн, – продолжаю я, – хотя ты не была сумасшедшей. Просто защищалась. От него. И с тех пор только и делаешь, что защищаешь женщин. Наказываешь мужчин, которые их обижают.
– Замолчи, – говорит Тина.
Но я не хочу. И не могу.
– А в Блэкторне ты познакомилась с Ним.
Теперь я говорю уже не об Эрле Поташе. Тина это явно понимает, поскольку говорит:
– У него было имя, Куинси.
– Вы были близки? Вы встречались?
– Он был моим другом, – говорит Тина, – единственным в этой гребаной жизни.
Она замедляет наше беспорядочное движение в сторону дома. Ее рука сдавливает меня сильнее, острие ножа упирается в кожу под подбородком. Я хочу сглотнуть застрявший в горле ком, но не могу, опасаясь, как бы оно ее не проткнуло.
