Два часа спустя все было закончено. Кирилл Кручинин купил
оборудование на десять процентов дешевле изначальной цены.
Виктория
Когда я вернулась в гостиницу, меня колотило. Такое
состояние бывало со мной лишь в детстве, пару раз, когда я попадала под ледяной
ливень, а затем возвращалась домой в мокрой насквозь одежде, и казалось, будто
даже кожа моя пропитана холодной жестокой водой.
Если бы вы знали, сколько я готовилась к этой встрече! Как
выбирала одежду, продумывала макияж и прическу, как в разговоре следила за
жестами, стараясь в то же время выглядеть естественно. Кирилл ни в коем случае
не должен был подумать, что я притворяюсь ради него... И все сложилось
наилучшим образом: случайная встреча, удивление, танцы вокруг друг друга,
улыбки, прощание... Я видела, что Кирилл озадачен, и упивалась этим. Тем
большей неожиданностью для меня оказалось то, насколько быстро он взял себя в
руки – словно заранее знал, с кем ему придется столкнуться, и лишь притворился,
поддаваясь мне, что выбит из колеи. Уверена, что ничего он заранее не знал, но
уже одно подозрение лишает меня сил.
И еще я не ожидала, что не смогу управлять сама собой.
Я потратила тьму усилий и времени на то, чтобы провести
первый бой и ясно показать ему: вот какой я стала теперь, и это не благодаря, а
вопреки твоим стараниям, вот от чего ты отказался, вот кто уничтожит тебя... Вы
спросите меня, зачем я это сделала? Не подумайте, что я собиралась играть с
открытыми картами. Но я хочу, чтобы когда воздаяние – да-да, не смейтесь надо
мной за это слово, – так вот, когда воздаяние настигнет моего бывшего
мужа, он смог бы окинуть мысленным взглядом все произошедшее с ним и осознать,
с какого момента началось его падение в пропасть. С того, когда он увидел меня.
К тому же мне просто необходимо иметь с ним общие дела. Это
позволяет совершенно легально быть ближе к нему, наблюдать, не скрываясь, и
знакомиться с теми людьми, от которых зависит его бизнес, который я исподволь
собираюсь разрушить – как и все остальное. Я уже говорила вам – теперь я знаю
собственного мужа (пусть и бывшего) куда лучше, чем прежде. Поверьте, он сам
шагнет в приготовленную ему ловушку. Сегодня он сделал первый шаг.
Но я, оказывается, плохо знаю себя.
Я ожидала от самой себя чего угодно: страха, равнодушия,
вспышки ненависти, быть может... Растерянности, в конце концов! Но только не
полуобморочного состояния, которое я искусно маскировала молчанием, от его взгляда,
ужасающей слабости от его резкого голоса, от вида седеющих волос на его
висках... Я не ожидала, что меня пронзит внутренняя дрожь, когда я увижу вблизи
его руки: руки крепкого мужчины, обнимавшие меня много лет назад, делавшие со
мной такое, отчего я кричала и стонала, забыв себя.
Меня подвела моя собственная память. Оказывается, все эти
годы в ней хранилось не только воспоминание о том, как меня уничтожили,
растерли в мелкий порошок и презрительным жестом выбросили оседать на мусорной
куче, но и все, что было до того: ожидание его возвращения по вечерам, запах
его зимней куртки, в которую утыкаешься носом и замираешь от счастья, ощущение
его грубоватых рук на своей спине, запах его ночной сигареты, когда он лежит с
расслабленным лицом, довольный, как ребенок, получивший долгожданный подарок.
И сколько бы я ни твердила, что все это воспоминания другой
женщины – глупой, слепой, нелюбимой, – это ничего не меняет. Я обнаружила, что
она по-прежнему живет во мне, хотя многие годы считала, что от нее ничего не
осталось.
Господи, до чего же унизительно, до чего невыносимо стыдно
любить человека, которого презираешь...
Я забралась под душ как была, в одежде, и долго стояла под
холодными струями, дожидаясь, чтобы меня заколотило уже от воды, а не от того,
что сидело во мне глубоко внутри. Если бы возможно было провести операцию и
вырезать эту ноющую часть «не-меня», я согласилась бы на нее без анестезии.
Боль была бы гарантией вечного избавления. Но никто ничего не вырежет из меня,
и тупая Вика смотрит жалобными коровьими глазами, надеясь растрогать своего
бывшего мужа и вызвать в нем хотя бы малую толику любви, которую, как ей
кажется, теперь-то уж она точно заслужила.
Но я – не она. Я не позволю ей взять верх надо мной. Если
понадобится, я буду очень жестокой, чтобы избавиться навсегда от них обоих: и
от Кирилла Кручинина, и от Вики, несколько лет носившей его фамилию.
Меня зовут Виктория Венесборг, и я не собираюсь быть никем
иным.
Я разделась догола, бросила мокрое белье в ванну и
растиралась полотенцем до тех пор, пока не защипало кожу. Из зеркала на меня
глянуло порождение нездоровой фантазии художника: женщина с бледным лицом и
красным телом, с безумным выражением глаз. Я согнала его, это выражение, и
провела небольшую тренировку: последовательно меняла эмоции на лице, заставляя
себя улыбаться, хмуриться, озабоченно качать головой и просто спокойно
смотреть, не моргая, в глаза самой себе.
Последнее далось мне труднее всего. Зато закончив, я могла
заняться делом без того, чтобы каждую минуту бросать взгляд на собственные
руки: дрожат они или нет.
Когда я занималась восстановлением собственной истории – той
ее части, которая связана с моим бывшим мужем, – мне удалось узнать, чем
именно занимался Кирилл, отправив меня в родной город после фиктивного развода.
И каким именно образом им были заработаны деньги на его первую квартиру – ту
самую, из которой потом он вышвырнул меня.
В московской области был завод, имевший статус
государственного унитарного предприятия, и производил он формовочный песок.
Песок использовался затем в сталелитейном производстве, из чего вы можете
сделать вывод, что завод приносил неплохую прибыль. Кирилл был одним из тех,
кто решил перераспределить финансовые потоки и направить часть из них себе в
карман.
Все шло по обычной схеме: предприимчивые ребята создали
маленькую фирму, с которой директор завода заключил контракт на продажу всего
производимого песка, а уж та, в свою очередь, продавала его конечным
потребителям. Кирилл лично нашел человека, которого поставил во главе этой
самой фирмы: дурачка, не понимающего, что происходит, и искренне полагавшего,
что он занимается честным бизнесом. Даже фамилия у дурачка была подходящая:
Пронькин. Ему бы валенки катать с такой фамилией, а он решил, что годится для
больших дел.
Что наговорил ему Кирилл, убеждая бедного Пронькина
подписывать чистые листы, мне неизвестно. Думаю, он был достаточно убедителен,
а новоявленный директор достаточно глуп для того, чтобы поставить свою подпись
везде, где только можно.
Несколько месяцев спустя прибыльный завод был объявлен
предприятием-банкротом, и золотой ручеек, текший в карман Кирилла и прочих из
его компании, превратился в золотой поток. Как это часто случается, дело
погубила жадность всех его участников: директор завода решил, что с ним мало
поделились, и потребовал увеличения доли. Кирилл с подельниками отказался,
начался скандал, и директор, опасаясь преследования, решил сработать на
упреждение: он подал заявление в прокуратуру, в котором утверждал, что его
силой заставили подписать документ с маленькой фирмой-прилипалой.
