– Подожди, куда мы едем?
– Домой! Эй, милая, ты меня слушала?
Пришлось признаться, что нет, и Кирилл, остановив машину,
обернулся ко мне и раздельно объяснил: борьба с конкурентами закончилась полным
их поражением, и теперь наши финансовые дела куда лучше, чем были до
расставания. Настолько лучше, что он решил вложить деньги в недвижимость и
купил нам квартиру, в которую меня и везет.
– А... ремонт? – выдавила я, ошеломленная всем, что он
говорил. До этого мы жили в съемных квартирах, и представить, что теперь меня
ждет шестикомнатное богатство, я была не в состоянии.
– Какой ремонт! – он засмеялся. – Ремонт я уже
сделал, голубка!
– Когда же ты успел?!
– Можешь считать, что она с ремонтом продавалась.
Квартира оказалась такой, какую я даже в мечтах не
представляла, – двухуровневой, огромной, как библиотека. Вы, наверное,
будете смеяться, но до сих пор самым большим помещением, которое я посещала,
была именно библиотека в нашем городке – бывшая усадьба каких-то богатых
помещиков. Я любила там бывать, и эту квартиру полюбила сразу же, как только
увидела, хотя меня не оставляло чувство, что я ей не соответствую. Но оно
быстро прошло, потому что я сумела обжить ее точно так же, как обживала любое
пространство «под себя», – украсила, отмыла, кое-что изменила, и наш с
Кириллом дом заиграл и заблестел.
Прошло еще полтора года – почти таких же безмятежных, как и
предыдущие, и воспоминания о пережитом не беспокоили меня. Только иногда снился
сон, всегда один и тот же: будто я остаюсь одна на вокзале, а люди вокруг меня
превращаются в поезда и начинают с ревом давить друг друга. Всякий раз я
просыпалась в холодном поту и прижималась к широкой теплой спине мужа, думая,
что он сумел защитить меня от настоящей опасности, а значит, сумеет прогнать и
кошмары.
Кирилл много работал, временами становился озлобленным как
волк, но никогда не повышал на меня голос, лишь уходил в свою комнату и
отмалчивался. Я понимала, что ему приходится тяжело, как любому мужчине,
который служит своей семье добытчиком, опорой и защитником, и старалась
угадывать его желания, как верная собака угадывает настроение хозяина. Это
давалось мне легко, ведь в моей жизни не было ничего, кроме мужа, моей любви к
нему и его любви ко мне. Я так считала – до того момента, пока однажды вечером
он не пришел домой и не сказал, что больше меня не любит.
Он смотрел при этом прямо на меня, чуть изучающе, будто
исследуя мои реакции, и я растерялась – даже не столько от его слов, сколько от
этого несвойственного ему взгляда. Слова показались мне абсурдными – что значит
«больше меня не любит»? Так не бывает: любил, любил, а потом перестал. Так не
может, не должно быть!
Но Кирилл с мягкой полуулыбкой объяснил: к сожалению, именно
это с ним и случилось. Он полюбил другую женщину, собирается на ней жениться и
просит меня не устраивать скандала и расстаться по-хорошему. Так он и сказал – «по-хорошему».
– Кирюша... а как же я? – спросила я, еще не
понимая, что все закончилось.
– А ты сама решишь, как ты дальше, Викуш, – почти
ласково сказал мой муж. – Детей у нас с тобой нет, делить нам нечего, так
что ты, дорогая, птица свободная.
Да, детей у нас не было – по моей вине. Доктора говорили,
что считать себя виноватой в неспособности родить ребенка – неправильно, но
иначе относиться к своему бесплодию я не могла. Слабо утешало меня лишь то, что
Кирилл не любил чужих детей и был равнодушен к рождению своих собственных.
Когда я как-то раз заикнулась о том, чтобы взять малыша из детского дома, он с
равнодушной брезгливостью пожал плечами: «Хочешь – заведи...» И я оставила эту
затею.
– Постой... – Я еще пыталась что-то выяснять, о чем-то
просить, хотя это было то же самое, что хватать уходящий поезд за
колеса. – Кирюша, я понимаю, что ты влюбился... но, может быть, ты дашь
нам время? Попытаешься разобраться в себе? Нельзя же разрушить семью... вот
так... просто...
– Да ничего ты не понимаешь! Вика, пожалуйста, только без
истерик. Мы взрослые люди, верно? Я тебя очень любил, но, к сожалению, этого
чувства больше нет, оно ушло. Я ничего с этим сделать не могу. Понимаешь?
Ничего. У меня другая женщина, и я хочу, чтобы она жила со мной.
«Другая женщина...» Я опустилась на стул, попыталась
вдохнуть, но воздух плохо проходил через горло.
– А как же я?
Мне показалось, что я не говорю, а сиплю, но он расслышал.
– Ты... Не знаю. Найдешь себе работу, будешь снимать
квартиру, как все делают. Ты же взрослый человек, правда?
Что-то из того, что он мне сказал, задержалось в моей бедной
голове и мешало, как заноза в ухе. Наконец я поняла, что именно.
– Снимать квартиру? А наш дом?
– Не понял... Ты о чем?
Мне показалось или в голосе его появилась угроза?
– Я о нашем доме! Об этом!
Он присел передо мной на корточки, ухмыльнулся, глядя своими
невероятно красивыми голубыми глазами прямо мне в глаза.
– А это, дорогая Вика, вовсе не наш с тобой дом. Это мой
дом, и только мой. Я его купил для себя!
– Но мы... – забормотала я в полной
растерянности. – То есть подожди... В браке... Значит, половина или треть
принадлежит мне...
– Ошибаешься, детка. Я ее купил не в браке, а тогда, когда
мы были разведены. Так что извини, малышка, но эту квартиру я сам заработал. А
тебе свою придется зарабатывать самой.
Мне нужно рассказывать вам, что было дальше? Юрист, к
которому я, отупев от горя, пришла за помощью, объяснил, что квартира
действительно по закону принадлежит моему мужу. Да, после моего возвращения мы
расписались снова, но это ничего не значит – ведь на момент покупки мы были в
разводе. Что, фиктивный развод? Преследование конкурентов? И есть свидетели,
готовые подтвердить ваши слова? Ах, вот как... тогда, боюсь... Вся эта история
с конкурентами звучит, откровенно говоря, не слишком серьезно.
Да... Вот что я услышала от юриста. Больше всего меня
поразило не то, что я осталась нищей – без своего угла, без денег, без
работы... И даже не то, что муж, составлявший смысл моей жизни, моя единственная
любовь, бросил меня. Наверное, это можно было пережить. Но когда я поняла, что
вся история с преследованием и конкурентами была выдумкой, рассчитанной на то,
чтобы безболезненно развестись со мной и отправить меня прочь, а затем
провернуть свои дела; когда я осознала, что после этого мой муж еще жил со мной
в течение полутора лет, смотрел на меня по утрам, занимался со мной любовью,
выслушивал мои признания и вел себя как ни в чем не бывало, хотя уже тогда
знал, чем все закончится, – вот это ударило меня по голове так, что я
окончательно потеряла чувство реальности.
Вы понимаете? Нет, вы в самом деле понимаете? Я спрашиваю
потому, что мне понадобилось два дня на то, чтобы после объяснения юриста
поверить, что так оно все и было. Он жил со мной, делал вид, что любил, ворчал
по утрам, если воротник рубашки был недостаточно отглажен, хвалил мой ужин –
зная, что вскоре убьет меня.
