Максим покосился на нее, отметил полуобморочную бледность,
капли мелкого пота на висках, и тяжело вздохнул.
– Ты зачем из машины вышла? – сердито спросил
он. – Я же тебе сказал: пятнадцать минут – и вернусь!
Не отвечая, Алиса присела на корточки – с видимым трудом – и
поправила самый маленький цветок, наклонившийся надо мхом.
– Я уже приседать могу, – выдохнула она, задрав голову
и глядя на него снизу вверх. – Не болит!
Он поднял ее со всей нежностью, на какую был способен, и
едва удержался, чтобы не подхватить на руки.
– Я сама пойду! – Она предупреждающе выставила в
стороны локти.
– Сама, сама! Топай давай, инвалид.
Очень медленно, сильно прихрамывая, Алиса вышла из ограды и
побрела по дорожке к выходу с кладбища. Максим задержался на несколько секунд,
глядя на фотографии мужчины и женщины, неуловимо похожих друг на друга –
пухлых, рыжеволосых, улыбающихся ласковыми улыбками.
«Она вас наконец-то похоронила, – мысленно обратился он
к ним. – Так что спите с миром. А я за ней присмотрю».
Он прикрыл калитку, догнал Алису, обнял ее и пошел рядом, то
и дело оступаясь с узкой дорожки во влажную после дождя траву.
– Как нет билетов? – убитым голосом сказала
Татьяна. – Посмотрите еще, пожалуйста!
– Девушка, ну что я буду смотреть? – устало вопросила
пожилая билетерша за окошечком. – Вот, пожалуйста, здесь все
показано... – И она ткнула пальцем в экран, как будто Татьяне что-то
говорили суматошные квадратики, закрашенные в красные и зеленые цвета. –
Видите, нет свободных мест? А, нет, подождите-ка...
Таня прижалась к окошечку, умоляя своего ангела-хранителя
смилостивиться над ней и Матвеем и подарить два места – всего два, дорогой
ангел, это ведь такая малость! Пусть даже они будут в конце зала...
– Нету. Увы, девушка, ничем не могу помочь.
Таня кивнула головой. Так она и думала. Ей ничем не могут
помочь.
– Два в разных местах зала есть, – равнодушно поведала
билетерша. – Двух рядом нет.
– В разных местах? – встрепенулась Таня, к которой
вдруг вернулась надежда. – А где?
– Партер, третий ряд, десятое место, и восьмой ряд
пятнадцатое место, – оттарабанили из-за стекла. – Будете брать?
– Буду!
Татьяна знала, что сидеть без нее Матвей не станет. Она и
сама не представляла, как же так: она сидит где-то сзади, а он – через
несколько рядов от нее... Ничего, она с кем-нибудь поменяется, и они сядут
рядом. Она что-нибудь придумает, будет убедительной и устроит своему сыну
настоящий праздник. Он так мечтал попасть на «Золушку» еще раз...
– Простите, мне это неудобно. – Светловолосая
женщина, сидевшая рядом с девочкой лет шести, была вежлива, но непреклонна.
– Девушка, а меня вы уже спрашивали! – сердито встряла
чья-то бабушка по соседству, хотя Татьяна и не пыталась обращаться к ней.
Таня кивнула, чувствуя себя виноватой за свой вопрос. На что
она рассчитывала? Никто, придя на детский спектакль, не захочет смотреть его
отдельно от своего ребенка. Желающих поменяться не нашлось – ни в дальнем ряду,
ни в ближнем.
«Добрые люди, добрые люди, будет ли чудо со мной, иль не
будет? – усмехнулась про себя Татьяна, вспомнив песенку Золушки. –
Нет, не будет. Никакого чуда не случится».
– Ты что, меня одного оставишь? – подозрительно спросил
Матвей, когда она усадила его на место в третьем ряду.
– Я чуть подальше сижу, во-он там! – С фальшивой
бодростью она махнула рукой назад. – Совсем недалеко. Ты уже большой
мальчик, а большие мальчики могут без мам смотреть спектакль. Ты же не
испугаешься, правда?
Она произнесла последнюю фразу и сама себя отругала: зачем,
зачем она ему это говорит? Зачем заранее настраивает сына на страх?
Но он насупился и помотал головой.
– Ну что ты, Матюша? – жалобно спросила Таня,
наклоняясь и пытаясь заглянуть ему в глаза. – Матюш, ну ты же смотрел этот
спектакль! Там нет ничего страшного, честное слово!
– Я не из-за страшного... Я из-за другого...
– А из-за чего?
Матвей хотел объяснить, что рядом с мамой все выглядит и
воспринимается иначе, и именно из-за этого чувства он так любит сидеть рядом с
ней в театре или в кино... Но не смог. Он сморщил нос и буркнул одним словом:
– Неиззачего. Просто так.
– А раз просто так, тогда нечего мне нервы трепать! –
тут же вышла из себя Татьяна. – Радуйся тому, что я вообще смогла билеты
достать! Все, сиди тут, а я пошла на свое место!
– Смотри-ка, свет гасят, – вполголоса заметила сидящая
возле Матвея женщина своей дочери. – Третий звонок уже был, скоро
спектакль начнется.
– Иди, а то Золушку не увидишь, – примирительно сказал
Матвей. – И Лесничего тоже.
Вместо ответа Татьяна провела рукой по его вихрастой макушке
и принялась протискиваться мимо детей и их родителей. Когда она разыскала свое
место, спектакль уже начался, и на нее недовольно зашикали.
«Господи... посадила одного... накричала на него... что я за
мать такая?!»
В полумраке зрительного зала она жадно высматривала обросший
затылок сына, и тяжелая, давящая нежность стискивала сердце. Маленький, один, с
нервной, вечно ругающей его матерью, которая даже не смогла купить два билета
на спектакль рядом... Против воли в голове всплыло воспоминание: покрасневший
Данила, подкидывающий мальчика, и замерший в воздухе Матвей, хохочущий во все
горло. И как Прохоров приехал к ней, когда все закончилось, и рассказал о том,
что теперь они с Алешкой могут жить спокойно, никого не боясь, и повторил те
слова, которые она не захотела услышать и принять всерьез в их предыдущем
разговоре. Теперь они эхом отдавались у нее в ушах. «Я хочу, чтобы ты вышла за
меня замуж. Я люблю тебя, Танюша».
«А что, если...» Но она отогнала предательскую мысль. «Чудес
не бывает, вот что я вам скажу. Никаких чудес не бывает. Мы не будем жить долго
и счастливо. Я не выйду за него замуж. То, что так началось, не может
закончиться хорошо!»
«А что, если...» Лицо Данилы, смотревшего на нее с сумрачной
тоской, с какой-то неутолимой жаждой, заслонило танцующую на сцене Золушку. «Он
мог бы сделать вас счастливыми. Ты могла бы сделать его счастливым...» – шепнул
чей-то тихий голос – чужой, не ее собственный.
– Нет!
Кажется, она сказала это вслух, потому что с соседнего
кресла на нее удивленно покосились. Таня постаралась взять себя в руки.
«Нет! – про себя возразила она искушающему
голосу. – Или ты думаешь, что я не знаю, чем все закончится?! Он
побалуется нами, как игрушками, а затем выбросит! Я не хочу... не могу.... Я
боюсь!!!»
