Мир зыбкий, неясный, волшебный, в нем теряются очертания, а ровная гладь вдруг темнеет, заходится бурными волнами в такт проникающим в меня сильным, уверенным толчкам. Прежде ласковая вода подхватывает и бросает в центр настоящего шторма, как легкую щепку, и остается только подчиниться, ведь от меня больше ничего не зависит.
Лопатки вдавились в потрескавшийся камень древней статуи, я прижалась щекой к черным волосам с бисеринками влаги, с каждым стоном и с каждым решительным движением теряя себя, отпуская чувства на свободу. А Кериас отринул свой самоконтроль и упивался моими сдавленными криками. То сперва замедлял темп, с наслаждением, так отчетливо отражавшемся на его лице, проникал неспешно, чувственно, жадно лаская свободной рукой мое тело. Невероятно, но порой казалось, будто он впервые познает женщину и удовольствие от обладания ею. Накрыв мою грудь чуть подрагивающими пальцами, он ласково сжимал ладонь и, добившись еще одного стона, перемещал пальцы выше, бережно огладив ключицы, скулы, мои губы, чтобы потом зарыться всей пятерней в волосы, запрокинуть мою голову и жарко прижаться губами к шее.
А после словно окончательно потерял рассудок и сорвался, в исступленном бешеном темпе вдавливая меня в согретый огнем тела влажный мрамор.
Вся боль давно ушла, сменившись невероятной жаждой чего-то большего, нужного и важного. Я дрожала, как в ознобе, и скользила бедрами навстречу требовательному, ненасытному мужчине. Казалось, нужно приникнуть друг к другу теснее, чтобы не лишиться того, к чему подводили его сильные до сладко-ноющей тяжести внизу живота движения.
Я не удержалась и закричала пронзительно, громко, яростно вцепившись в его плечи. Осколками разорвавшихся пуль прошивали мое тело разряды ошеломительных ощущений. Подобного я никогда не испытывала. Даже в мгновения самых откровенных ласк, когда дрожащую плоть скручивало от наслаждения, а мир расходился огромными трещинами. Мои чувства, словно якорь, не позволяли познать настоящую глубину удовольствия, пока полностью не отдалась ему.
— Кериас. — Я всхлипнула, пряча лицо на его плече, ощущая, как еще сотрясается его тело и подрагивают держащие меня на весу руки.
Этот взрыв для нас произошел почти мгновенно. Неповторимый, пусть и описанный во многих книгах, но слова без чувств непонятны. Нельзя осознать, не ощутив каждой ниточкой собственных нервов, каждой звенящей от напряжения жилкой, не прочувствовав в жарком бурлении крови по венам и последнем, выбивающем воздух из груди слиянии бедер.
— Я не могу больше дышать, — испугалась вдруг, что точно умру, не успев восстановить дыхание, хотя при этом разговаривала с ним.
Он мягко коснулся моих губ, нежно раскрыл языком, сладко лаская, переключая мысли на иные ощущения. Водная гладь вновь стала спокойной, ни волны, ни легкая рябь не колыхали ее, только солнечные лучи по-прежнему пронизывали до самого дна. Я вздохнула, слезы высохли на ресницах, а Кериас отстранился, опустил меня на ноги и прижал мою голову к своей груди. Закрыв глаза, позволила себе не думать, отреклась на насколько драгоценных и быстротечных минут от всего, что ждало впереди.
Вечер, тихое потрескивание камина, знакомые лица в гостиной императора. Я пришла абсолютно по привычке, даже вылетело из головы, что Кериас более не зависим от меня. Он овладел силой, обрел контроль над зверем, даже слияние души завершилось. А еще он получил то, чего желал, и я стала настоящей любовницей императора. Последнее, конечно, из головы не вылетало, напротив, засело в ней настоящей занозой.
Присев на подлокотник кресла, я сложила ладони на коленях, от смущения не смея смотреть в лицо повелителя Монтерры. Кериас же сосредоточился на ином. Он внимательно читал послание на пожелтевшей бумаге. Я предпочла сфокусировать взгляд на его руке, сжимавшей гладкий лист, и вздрогнула, когда мужские пальцы прогулялись по обнаженному предплечью. Невесомое прикосновение с нотками искушения, а меня бросило в жар. Облизнув пересохшие губы, бросила тайком быстрый взгляд на Кериаса, и хотя его глаза по-прежнему были устремлены вниз, он слегка улыбнулся. Я пришла в еще большее смятение и принялась разглядывать императорское колено.
— Есть какие-то сведения, ваше величество? — проскрипел старческий голос.
Этим вечером советник вновь присутствовал на маленьком совещании в гостиной.
— Число наших сторонников выросло, — ответил Кериас и откинул голову на спинку кресла, лицо его приняло задумчиво-отстраненное выражение, — значительно.
Старый приближенный каркающе рассмеялся:
— Это была отличная демонстрация силы, ваше величество. Теперь враги трепещут, а сторонники уверяют, будто мощь мага безгранична и вы в одиночку способны защитить всю империю.
Кериас обхватил пальцами подбородок, отвечая рассеянно, словно думал о другом в этот миг, а пальцы вдруг скомкали желтый лист.
— Я позволил покушению состояться. Те, кто его задумал, видели, что попали в императора.
— Они пришли в ужас, вновь узрев вас в добром здравии, еще и шагающим по воздуху.
— Цель достигнута. Магия покорила одних, устрашила остальных, а мы отследили в этой толпе тех, кто подготовил удар. У них выясним имена зачинщиков, предпочитающих скрываться в тени.
— Тонко придумано, — кивнул старый советник.
— Одного мы не стали ловить, — продолжил Кериас. — Проследим, кому первому он понесет вести о происшествии на празднике.
— Говорят, число тех, кто был на стороне князя Иннеи, существенно сократилось.
— Его по-прежнему многие поддерживают.
— Кланы. Такова их особенность — защищать своих, даже если это абсолютно невыгодно.
— Мне нужна поддержка всех. Это сведет число будущих покушений к нулю.
— Ваше императорское величество, в таком случае нужно учесть иной момент: напуганные вашей силой противники станут сопротивляться еще отчаянней, если продолжить устрашать их.
— Вновь начнут волновать население и упирать на то, что Монтсеррат выпустил магов на свободу?
— Маги под контролем императора, теперь в этом убеждены все. Вероятно, упирать будут на дар самого владыки.
Кериас изломил брови, требуя пояснений.
— Да, — старик кашлянул, — опасные враги людей теперь в руках повелителя, но кому подчиняется он сам?
— Им нужен сдерживающий фактор?
— Именно, ваше величество.
Я и Эвелин слушали разговор, затаив дыхание и не смея вмешаться.
— Пора прибегнуть к дипломатии и заключить соглашение, — продолжил меж тем советник.
— Принести клятву?
— Клятву женщине.
Мне вдруг стало нехорошо, до мутной пелены перед глазами. Кериас же потер виски и произнес два слова, означавших для меня конец всего:
— Выбрать императрицу.
Дальнейший разговор долетал до воспаленного мозга издалека, слегка касаясь обрывками фраз, но не проникая в сознание.
