Загнав телегу в просторный двор, Ждан кинул вожжи подбежавшему пареньку.
– Сын младшенький, – пояснил он нам. – Так кто из вас лекарь-то? – оглядел он нашу компанию и, когда увидел, что из-под одного капюшона выглядывают сияющие глаза Нийи, охнул от неожиданности.
– Матерь Божья! Так с вами баба… А я по одёжке-то и не приметил… Глаза какие странные… А она не ведьма, случаем? – нервно заозирался он. Было видно, мужику не по себе.
– Нет, – улыбнулся я. – Она ведунья, по-вашему – добрая колдунья. – Я постарался поделиться своим спокойствием с мельником.
– А-а-а, – благодушно протянул он. – Это другое дело. – Улыбка засияла на его лице. – Тогда от ентого польза будет для нашего дома. Привечать настоящую добрую колдунью для нас почёт и уважение.
– Вот она и мой друг, – кивнул я на Пищугина, – посмотрят твою дочку. Они знатные лекари.
– Гланя! – закричал Ждан.
На его вопль из двери дома показалась девушка, одетая в просторное голубое и с затейливой вышивкой платье до пят.
– Проводи лекарей к Блажене в опочивальню.
Нийя с Сергеем вошли в основной дом, а Ждан повёл нас в пристройку:
– А вы, гости дорогие, пока отдохните с дороги. Это у нас гостевой дом. Помыться с дороги можно вон там, – махнул он в сторону колодца. Коли нужду справить захотите, идите на задок, там будка стоит. А я пока жену попрошу собрать нам перекус и пойду посмотрю, что там ваши лекари делают.
Мы поблагодарили радушного хозяина и вошли в пристройку. Изнутри она походила на русскую избу с небольшими сенями. У одной стены стояла каменная дровяная печь, по периметру других находились широкие скамьи с одеялами и валиками вместо подушек. Посреди комнаты располагался большой стол с лавками. Окна были небольшие, но со стёклами. Дышалось в помещении приятной свежестью и смолой.
– Нормально, – бросая рюкзак на скамью, оценил дом Мелихов.
Багира, выйдя из камуфляжа, тщательно всё обнюхала.
«Хороший дом, крепкий, – услышали мы её отзыв. – Мелких зверьков поблизости нет».
«Ага, – понял я. – Это она о мышах».
Баринов разлёгся на скамье и пожаловался:
– Жестковато…
– Зажрался ты, ваше баронское величество, – стал подтрунивать я. – Всё бы тебе на перинах возлежати…
– Ну, перина не перина, но нам, баронам, противопоказано жёсткое ложе, – закряхтел он, приподнимаясь со скамьи. – Пойдём, что ли, умоемся с дороги.
– И то дело, – согласились мы, прихватывая мыло.
Колодезную воду проверили индикатором – тот светился жёлтым цветом. Мы, как в детстве у бабушки, набрав ведёрком водицы, напились её, с наслаждением, до ломоты в зубах. Умывшись, вернулись в дом, куда уже пришли Нийя с Сергеем. Они рассказали, что у девочки была запущенная форма пневмонии и она была практически на краю гибели. Сергей очистил её лёгкие, а Нийя восстановила энергетику тела, пообещав Ждану, что девочка утром будет полностью здоровой, а сейчас она погрузила Блажену в исцеляющий сон. Отец сразу заметил, что лицо дочери изменилось, порозовело. Он кинулся целовать руки лекарей, благодаря за исцеление, от чего наши друзья сильно смутились. Старшая дочка, Гланя, провела их к нам, сказав, что скоро позовут за стол.
Обед вышел знатным. Ждан в благодарность за дочку не жалел съестного. Была сладкая каша из местного зерна, пироги с рыбой, суп, напоминающий наши щи, стояли судки с солёной икрой, с ягодами и маринованными грибочками. Основным блюдом был целиком зажаренный гусь. Ждан вытащил местную брагу, настоянную на меду, и она оказалась коварной. Пилась, как квас, а по мозгам ударяла… Я со стола подкидывал угощение Багире, а мельник в подпитии удивлённо смотрел на пищу, которая сама исчезала с пола.
– А к-куда это еда пропадает? – икнув, поинтересовался он.
– А это наш добрый дух, – ответил ему я. – Багира, покажись.
Она проявилась из воздуха, с удовольствием уплетая пироги с рыбой.
– Надо же, похожа на кошку… или нет, на собаку… Но я сразу понял, что это добрый дух! – гордо поднял он палец вверх. – Ибо всем известно, что злой дух ест только сырое мясо грешников и пьёт кровь невинно убиенных младенцев.
«Ну, слава богу, – подумал я. – Багиру приняли и не испугались».
За столом общались на разные темы. О ценах, об урожае, о политике и короле. И если в первых двух вопросах Ждан был вполне компетентен, то вот о политике и монархе он практически ничего не знал. Кто с кем воюет, у кого армия сильнее, кто владеет волшебными предметами – ему было просто не интересно. А уж тем более он никогда не слышал о человеке с именем Николя Маммон, как и о его наследниках. Но, узнав, что мы хотим навестить местного барона, мельник посоветовал нам сменить одежду, очень уж она у нас странная. В такой, мол, даже в приличную таверну стыдно зайти. А узнав, что мы не прочь это сделать, тут же решил потащить нас к местному мастеру, всячески нахваливая его. Мы пытались утихомирить его, предлагая пойти завтра, когда хмель спадёт, но Ждан не мог сидеть спокойно, душа его горела немедленно сделать нам приятное дело.
До суконного мастера было недалеко. Нам так даже в пользу. На свежем воздухе хмель потихоньку выветривался и голова прояснялась. Дом мельника стоял обособленно от городской слободы. И когда мы вошли в гущу строений, на нас мгновенно обрушился весь неприятный запах скученного жилья: навоза, нечистот, гари и гнили со смесью едкости кожевенных мастерских. Я заметил, что Нийя даже прикрыла лицо воротом комбинезона. Я сам с трудом сдерживался, чтобы меня не стошнило.
Дома в слободе были в основном каменные с очень узкими оконными проёмами, хотя периодически встречались здания, сложенные из брёвен, но по архитектуре они резко отличались от дома мельника. Некоторые были сложены из плохо обработанного камня, другие обмазаны глиной, но все несли печать мрачности и скрытности. Казалось, владельцы подобных построек старались спрятаться от взора соседей. Кровля чаще была деревянной или из тёса. Редко где мелькали черепичные крыши. Прохожих почти не было видно. Нам попалась лишь пара простых работяг, несущих тяжёлые баулы, да пара стражников в помятых ржавых кирасах. Из оружия у них висели на поясе мечи, а в руках они держали деревянные копья с зазубренными металлическими наконечниками. На нас они не обратили никакого внимания, потому что еле держались на ногах, допивая в подворотне кувшин с вином.
Хорошо, что дом местного портного стоял чуть в стороне и на возвышенности, где ветер сдувал неприятный запах. Когда мы дошли до него, я был совершенно трезвым, городское амбре прочистило мои мозги не хуже нашатыря.
Тишлинский кутюрье был худощавым, невысокого росточка. Одетый по-простому, в прямые тёмные штаны и светлую рубашку навыпуск, подпоясанную обычной верёвкой, он напоминал босяка, если бы не наброшенный на шею мягкий швейный метр. Но стоящие в его комнате манекены, выточенные из дерева, были наряжены в очень стильные камзолы, что говорило о нешуточном мастерстве этого неказистого человечка.
